– Что, меня не могла позвать? Думаешь, от колченогого какая польза?
– Я так не думаю, – осторожно начала она, но он продолжал сердиться.
– Ну, положим, на крышу я не взберусь, но с остальным как-нибдь бы управился. А то много у тебя осталось от королевиных денег?
– Но меня освободили от податей…
– Все равно. Пока не обживешься, любой грош надо держать за щекой.
Деделла поспешила сменить тему.
– Ты давно видел Винифрида?
– Перед тем, как выехать сюда. Авель опять приволок его в монастырь. Дабы, говорит, не совсем отстал от наук. Тоже мне, поборник книжной учености нашелся! Самому до двадцати с лишним годов ни одной буквы втолковать не могли, а мальчишке всего семь.
– Он, то есть приор, разрешит мне поставлять в монастырь масло и сыр?
– С чего бы ему не разрешить? Только лучше бы нам с тобой договориться, чтобы я приезжал за тобой. Тут места хоть и спокойные. а все же нехорошо тебе ездить одной.
– Ничего. – Она старалась говорить безразлично. – Я побольше концы одолевала… и в худшие времена.
– Я не сомневаюсь в твоей храбрости, – очень мягко сказал он, что было ему совершенно несвойственно. И тут же продолжал более резким тоном: – Ну, показывай, что у тебя еще есть.
– Вот хлев. У меня три коровы. Амбар. Сено придется запасать, но ничего, к этому мне не привыкать. А на том конце двора – сыроварня и маслобойня.
– Все-таки я не понимаю, как ты со всем этим одна справляешься.
– Честно говоря, я соскучилась по всему этому. Я не бездельничала эти семь лет, вовсе нет, но все было не то. Я работала не на себя и не на своей земле. А теперь я бываю еле жива от усталости. Но все равно довольна. И потом, я не совсем одна.
– Вот как? – настороженно спросил Фарисей.
– Да, я плачу одной вдове из деревни, она иногда приходит мне помогать.
Она могла бы ожидать от него шуточки вроде: «Ты уверена, что это вдова, а не вдовец?» – но ничего такого не последовало.
– А пахать как же? Я понимаю, что в нынешнем году уже поздно, но когда-то об этом думать придется? И – тоже одна?
– Ну что здесь такого? Всего одна гайда земли – неужели не справлюсь?
– Угу. И пахать, и косить, и коров на выпас гонять, и доить, и сыр варить… что еще? Ты надорвешься, даже с помощью этой твоей вдовы. Когда приор начнет тебе платить… а может, снова попросить у королевы… тебе следует купить себе рабыню. Или целую семью.
– Нет! – она как будто чего-то испугалась. – Нет, только не рабыню…
– В чем дело? Ты же упоминала, что твоя семья держала рабов – или уж одного раба, точно не помню.
– Да… Но я этого не хочу.
Фарисей понял, что снова невольно коснулся какого-то болезненного воспоминания, о котором она, казалось бы, столь открытая и простодушная, предпочитает умалчивать.
– Ладно. Тогда тебе придется нанять работников. Хотя это и обойдется дороже, и хлопот будет больше.
– Знаешь, пройдем лучше в дом. Я не успела приготовить обед, но это сделать недолго. – Деделла протянула ему руку, и они вместе вошли в дом, где пахло свежей известкой и струганым деревом, и еще хлебом, хотя огонь в очаге пока не был разведен.
Деделла кинулась было сразу к сложенным у очага поленьям, но Фарисей жестом остановил ее.
– Нет, погоди. Успеешь. Ты что-то сразу забеспокоилась, когда я упомянул о наемных работниках. В чем дело? Тебя кто-то обидел?
– Нет. – Дедела удрученно покачала головой. – Но еще в Компендии мне говорили, будто здешние верят, что на Кюизе лежит проклятие. И люди приходили сюда работать, потому что я им заплатила, но потом сразу ушли. И эта вдова здесь никогда не ночует. «Нехорошее место», – говорят в Аризентах. Знаешь, ко мне у них никакой злобы нет. Однако они говорят, что ко мне, может быть, здешнее проклятие и не пристанет. А они – другое дело. И поэтому здесь не останутся.
– А почему они считают тебя защищенной от здешнего проклятия?
– Не знаю…
Фарисей-Фридеберт задумался, прислонившись к тяжелому оструганному столу. От ирландца Коннала, того самого, что отправился с королем в поход, человека храброго, болтливого и отчаянно суеверного, он слышал, будто у него на родине существует поверье, что, ежели у человека не хватает одного глаза, или руки, или ноги, он либо связан с тайными силами, либо защищен от их воздействия. А уж колдуны и ведьмы – сплошь одноглазые. Интересно, мрачно усмехнулся он про себя, что ирландцы говорят о тех, у кого обе ноги покалечены? Но, должно быть, в Аризентах бытует схожее поверье. Однако, судя по всему, Деделлу они ведьмой не считают. Иначе она не говорила бы, что к ней относятся без злобы. Хотя он все равно не собирался делиться с ней своими догадками.
