Последние годы Сталина. Эпоха возрождения - страница 250

И все-таки, как ни важны были для Хрущева околополитические мотивы, нельзя объяснять его поведение только ими. «Бешеного Никиту» не тревожило чувство вины за участие в репрессиях, осуществляемых им из карьеристических соображений в тридцатые годы. Он не один принимал тогда решения и в большинстве случаев вообще не видел людей, пострадавших от его действий.

Тогда чем можно объяснить патологическую «борьбу» Хрущева с памятью о Вожде? Почему его ненависть к человеку, по существу, приведшему его на вершину власти, так патологически обострена?

Единственным, что объясняет полностью психологическую мотивацию его поступков, является чувство вины за убийство Сталина. Даже после узурпации власти Хрущева подспудно мучило ощущение собственной мерзости. Образ Сталина, как призрак Командора, пугал его. Это пятно негодяя, посягнувшего на человека, перед которым преклонялся не только советский народ, но и миллионы людей за рубежом, было несмываемо.

Именно ощущение собственной подлости не давало Хрущеву покоя. Общеизвестно, что любой преступник ищет оправдания своим преступлениям. Виновным тягостно чувство собственной подлости как признание самоунижения. И они стараются избавиться от неприятных переживаний, трансформируя их в отрицательные эмоции по отношению к тем, перед кем провинились, кого предали.

Ощущение предательства, собственной неблагодарности и вероломства угнетало его; и, чтобы успокоить зачатки совести, Хрущев постоянно искал оправдания своему преступлению.

Он наркотически взвинчивал себя, приписывая Сталину не присущие ему отрицательные качества, поступки и действия. Он старался доказать, и прежде всего самому себе, что его преступление носило якобы «благородные» цели. Хрущев начал разнузданную кампанию по дискредитации Вождя, чтобы вытравить не столько в сознании народа, а прежде всего из собственной души любые напоминания о величии Сталина.

Его не мучила расправа над Берией. На него Хрущев переложил вину за собственные действия, представив уничтоженного свидетеля как исчадие ада и не дав ему права на защиту. Напомним, что «еще с апреля 1943 года Берия не руководил аппаратом политических репрессий — НКГБ (с 1946 г. — МГБ)». Во время войны Сталин разделил наркомат внутренних дел (НКВД) и Госбезопасность (ГБ). Оставаясь до 29 декабря 1945 года наркомом внутренних дел (ВД), Берия с 20 августа 1945 года сосредоточился на «Спецкомитете» по атомной энергии и имел связь с Министерством Госбезопасности только по линии внешней разведки, в связи с добыванием сведений об атомной программе Запада.

Но Хрущев уже не мог остановиться. Убив и Берию, через три года «бешеный Никита» освободится и от троих возможных конкурентов на влияние — Молотова, Кагановича и ставшего уже ненужным Маленкова, «примкнувшего» к ним и достаточно много знавшего бывшего главного редактора «Правды» Шепилова.

Хрущева не раздражал так называемый культ Сталина. Как идейный троцкист, он ничего не имел против собственного «культа» личности. Он не демонстрировал даже зачатков скромности и не пытался придержать подхалимов, льстиво раздувавших значимость его собственной личности. Но — от великого до смешного лишь шаг.

Он начинает «бороться» против «культа» Сталина, одновременно насаждая собственный культ. Впрочем, дело не в «культе личности». Эта борьба приняла патологический и психологически-садистский характер. Он осмысленно осквернял память о делах Вождя. Жажда его ниспровержения превратилась у Хрущева в маниакальную, навязчивую идею, и он возвращается к ней постоянно.

Из библиотек страны изымались книги, имеющие хотя бы малейшее упоминание имени Сталина, в архивах уничтожались документы. Ретивые подхалимы пытались украсть у Генералиссимуса даже историческую победу под Сталинградом, чтобы приписать ее Хрущеву — бездарному, но активному выскочке, ошивавшемуся около военных штабов.

А поскольку зачеркнуть полностью историю «Государства Советского» было невозможно — заслуги его главы стали приписываться безликому «многоличию» партии и ЦК. Самое преступное в том, что, лишив народ идеала, Хрущев подспудно унавозил почву для гражданского нигилизма. Это он начал разрушение нравственных идеалов и моральных ценностей, скреплявших гражданское общество.