- А что, если Сергей Николаевич придет сюда, пока тебя нет?
- Гунастр? Я думаю, он не отважится сунуться к тебе, пока здесь Семаргл. Гунастр всего лишь колдун, а Семаргл - бог, бессмертный. Нет, вряд ли он посмеет напасть на Семаргла без Велеса, а Велес явится на землю только в полночь, ты же сам слышал. Но на всякий случай, - он выдвинул со стеллажа большой ящик и достал из него продолговатый костяной конус, - на всякий случай держи вот это.
- Что это? - удивился Руслан, принимая из рук дяди конус. Тот оказался тяжелым, жирным на ощупь, как парафин, и оставлял на пальцах меловые пятна. Он был полый, как наконечник копья.
- Это раковина белемнита, вымершего миллионы лет назад головоногого моллюска, - пояснил дядя. - В народе такие раковины называют громовыми стрелками или стрелами Перуна, да так оно и есть в каком-то смысле. Это самое действенное средство против Велеса, какое только можно отыскать на земле. Если придется совсем уж туго, используй эту раковину как оружие.
Руслан сунул белемнит за брючной ремень, замявшись, спросил:
- Дядя, как ты думаешь, отцу совсем не жалко убивать меня?
- Авраам тоже готов был заклать сына для своего бога, но это не значило, что он не любил его... - Владимир Олегович потрепал Руслана за плечо и вышел из комнаты.
Лежавший у порога волк проводил его плавным движением бровей.
Руслан остался один на один с Семарглом. Он не знал, следует ли ему заговорить с этим боговолком или лучше помолчать. Некоторое время он мучился этим вопросом, но затем решил, что боги лучше знают, что нужно делать. К тому же Руслан все еще чувствовал себя неважно, в голове толчками билась кровь, веки слипались. Он прикрыл глаза и незаметно для самого себя погрузился в дрему. Ему привиделся его отец. Отец искал его, внимательно озираясь вокруг и беззвучно шевеля губами. По движению его губ Руслан разобрал, что отец зовет его по имени. Испугавшись, он открыл глаза, но видение не исчезло: отец продолжал искать его, шаря вокруг себя руками. Сквозь него Руслан видел лежащего в зеленоватом сумраке волка, время от времени поднимавшего брови и спокойно поглядывавшего на Руслана. Похоже, волк и не подозревал, что с Русланом творится что-то неладное. Руслан хотел позвать его, но язык прилип к гортани, и он сумел выжать из себя лишь негромкий горловой звук. И тотчас отец резко обернулся к нему, увидел его и крикнул обрадованно:
- Сын! Вот ты где! А я-то уж думал, что ты не отзовешься. Послушай меня, послушай своего отца! Ты все неправильно понял. Я вовсе не собираюсь причинять тебе никакого вреда... и вообще делать ничего плохого. Ты должен поверить мне. Где ты сейчас находишься? А, вижу... у моего братца... и эта псина здесь... Они наверняка наговорили тебе гадостей про меня и про великого Велеса? Поверь мне, все, что они тебе сказали, - ложь. Иди ко мне, и я объясню тебе, что происходит на самом деле. Ну, ухватись за меня! - Он протянул Руслану руку.
За ним была чернота ночи. И сквозь эту черноту Руслан видел, как удивленно и подозрительно дернулось волчье веко... как угрожающе оскалились его желтые клыки... как напряглись передние лапы с изогнутыми когтями... Но прежде чем Руслан успел сообразить, что он делает (у него была только одна мысль, воспитанная с детства: отец зовет меня! мой отец протягивает мне руку!), он почувствовал, как его пальцы попали в железные тиски отцовской руки... рывок... и он вылетел из мягкого кресла... из приятной теплой комнаты - в ночь... желтые волчьи клыки лязгнули беззвучно где-то в другом мире за его спиной... жирная черная тьма сомкнулась позади него. И через мгновение вся она вспыхнула по периметру белым режущим электрическим светом - сквозь полуприкрытые веки Руслан увидел, что он стоит со своим отцом посередине танцевальной площадки, окруженной высокими кирпичными стенами и освещенной врубившимися разом прожекторами. С обеих сторон к ним приближались по воздуху волхвы в мохнатых медвежьих шкурах, тяжело колебавшихся от ветра. Их было двое, и они стремительно летели по воздуху. На головах у них были высокие острые шапки, в руках - длинные, в человеческий рост, посохи с загнутыми концами. (Посох и шапка отца лежали на земле.)
