— Она не спит. Говорит, что сейчас чувствует себя нормально.
Алиса не могла и вообразить, что Райли, находясь в сознании, может сказать что-нибудь другое.
— Врачи в состоянии определить, в чем дело?
— Мы не знаем. Скоро выясним.
Мать употребила расплывчатое «мы». Обычно Джуди спешила отмежеваться от Итана, и хотя обычно Алису это обижало, сейчас она посчитала бы это вполне приемлемым. Это означало бы, что в несчастье мать может притворяться, что разногласия с мужем — самая большая ее беда.
— Так я приеду, — сказала Алиса.
Ей хотелось, чтобы мама сказала: «Не приезжай, Алиса. Мы все скоро будем дома. Тебе незачем приезжать». Но мать этого не сказала, а уточнила:
— Палата шестьсот девяносто четыре.
Перед тем как идти к парому, Алиса подумала, что надо рассказать Полу. Он быстро оденется и поедет с ней. Других вариантов быть не может. Он будет волноваться за Райли.
Но по какой-то причине она этого не сделала. Она шла с голыми руками под моросящим дождем, а воды залива разбивались о волнорез, обдавая ее брызгами. Весь долгий путь к парому она прошла с опущенной головой.
На причале она села на скамью и стала ждать. Она не знала даже, когда прибывает очередной паром. Ничего не оставалось, как сидеть и ждать.
Это было ее искуплением. Она вспоминала длинные и короткие сигналы сирены, прозвучавшие среди ночи. Или скорее отмахивалась от этих воспоминаний, доставляющих жгучую боль. Прежде она считала, что несчастье может случиться с кем угодно, но только не с ней. Она едва ли не прославляла горести за то, что они так далеко от ее счастья. Как могла она быть такой бесстыдной?
Она ждала. Это было единственным наказанием, которое она могла в тот момент для себя придумать. Наказанием за то, что была счастлива с Полом, когда Райли лежала в вертолете на пути в больницу.
Алиса сидела на кровати мужественной пациентки, пытаясь уразуметь, что именно так сильно напугало ее родителей.
— Мне приснился сон, будто я нахожусь под водой и начинаю задыхаться, и в конце концов я сделала глубокий вдох и хлебнула воды. Тебе когда-нибудь снились похожие сны? А потом я проснулась, но это ощущение осталось. Мне по-прежнему казалось, словно я пытаюсь дышать под водой и вода заполняет мои легкие.
— Господи.
Райли пожала плечами.
— Мама услышала меня из коридора, и, когда я попыталась ей объяснить, она сильно перепугалась и стала вызывать «Скорую».
Алиса кивнула. Она перекинула ноги, как мостик, через кровать над коленями Райли, которая позволила ей также согреть свои холодные пальцы.
— Это уж чересчур — вертолет и все прочее, и вот на тебе!
Чересчур ли это, задавалась вопросом Алиса.
— Ты сейчас нормально дышишь? — спросила Алиса.
— В основном. Да. — Райли села в кровати повыше. — Так что ты сказала Джиму?
— Я оставила записку у домика спасателей. В ней написано, что ты сегодня больна. Так нормально?
Алиса не хотела проявлять излишнюю заботливость, чтобы Райли не подумала, что случилось нечто серьезное.
— Ты с ним не говорила?
— Нет. Его не было на месте. А надо было?
— Все в порядке. Позвоню ему позже. — Райли отвела волосы со лба. — Лицо ее было бледнее обычного. — Если будешь с ним говорить… не рассказывай ничего, ладно?
— О том, что ты здесь? — спросила Алиса.
— Да. Если расскажешь ему, все покажется очень страшным.
«Может быть, это на самом деле страшно, — стала думать Алиса, — может, именно так это и называется».
— Когда к тебе придет врач? — спросила Алиса.
— Который? — Райли пожала плечами. — Их тут целая куча.
— Не знаю. Кардиолог.
Райли сосредоточенно рассматривала свои ступни.
— Надеюсь, что смогу выбраться отсюда на пароме в час пятьдесят пять. В четыре часа я должна провести последний урок по плаванию.
— Хочешь, чтобы я позвонила? — предложила Алиса.
— Нет. Может, я туда еще попаду. Так или иначе, я сама об этом позабочусь. — Она указала на полотняную сумку, лежащую на стуле в углу. — Не посмотришь, там ли мой телефон?
Алиса взяла сумку.
— Что случилось с твоей обычной сумкой?
Поскольку Райли не ответила, Алиса повернулась и вопросительно взглянула на нее.
— Потеряла.
Алиса удивилась, заметив на лице сестры настороженное выражение. В ее вопросе не было никакого подвоха.
