Крайский говорил на хорошем английском языке. Немецкого я не знал. Я ответил, что работал на Волге егерем, жил в лесу, и мог бы заняться тем же делом.
Ты знаешь, какую работу нашел мне Бруно Крайский, — лесорубом в Венском лесу, в том самом, где «сказки Венского леса». Я валил старые деревья, чистил просеку. Тяжелая работа, едва хватало времени на то, чтобы писать письма. Работал с югославами. Они мне очень понравились. У меня тогда возникла мысль переехать в Югославию, выучить сербо-хорватский и писать на нем.
Но однажды вечером в Вене постучал почтальон и принес телеграмму от издателя Проффера — о том, что Набоков написал хороший отзыв о моей книге.
— Набоков, наверное, услышал о скандале и решил помочь?
— Может быть. Это была моя самая счастливая ночь. В литературном смысле. Я, конечно, не спал. А через несколько месяцев, когда я письменно обрисовал Профферу свою ситуацию с Венским лесом, он неожиданно появился у меня сам, прилетел после сессии у себя в Мичигане. Он привез мне контракт, приглашение и визу в Америку.
Окрыленный, я летел в Штаты. Но сразу же начались какие-то неприятности. Три часа меня держали в аэропорту. Началось выяснение личности. Никто ничего не объяснял. Я бессмысленно просидел три часа. В силу того, что я сын шпиона, и меня приняли за шпиона. Потом это сказывалось на моих отношениях с ФБР и соответствующей канадской организацией, которая называется «Королевская конная полиция». Вскрывали письма и даже не пытались делать из этого секрета. Навестили всех моих друзей, родственников моей жены.
Да и теперь по прошествии многих лет у меня постоянно бывают проблемы на границе Канады и США. В каких-то я там значусь «черных» списках.
— Граница Канады и США, штат Вермонт. Там живет Солженицын. Вы не встречались?
— Нет, никогда его не видел. Видел несколько раз его детей в Вермонте. Да, мы жили рядом, в разных деревнях, моя деревня к северу от его, в горах, рядом с канадской границей. Мы были записаны в одну библиотеку, но ни разу не встретились. Прекрасная библиотека при русской школе в Норвейдже, ей уже больше тридцати лет. Когда-то русские первой и второй эмиграций организовали эту школу для американских студентов. В школе запрещено говорить по-английски. Она расположена в изумительном местечке в глубине гор и лесов. Боже, как там похоже на Россию! Даже речка называется по-русски. Собачья речка. Многие эмигранты подарили библиотеке свои книги, в результате образовался огромный фонд «руссики». Так вот, я жил недалеко от этой библиотеки. Когда я познакомился с детьми Солженицына, они были еще маленькими. Один из них ныне блестящий пианист, но все детишки Александра Исаевича поражали своими дарованиями. Отец настаивал, чтобы дети посещали эту школу хотя бы летом, чтобы не забыть родного языка. Вообще-то многие родители хотели бы, чтобы их дети говорили по-русски, но детям это не нравится, на них оказывают сильное давление, чтобы они посещали американские школы.
— А значит ли что-нибудь Александр Исаевич в твоей судьбе?
— Высылка Солженицына — это было наше кровное. Мы очень любили этого человека. Я очень любил его. Но случилось то. что всегда случается: время всякого явления проходит. Сейчас читать Солженицына мне неинтересно. Не понимаю, что произошло, я ли изменился, время ли изменилось, наверное, все изменилось. А может быть, он перестал мне быть интересным историческими романами. По мне история — не наука. История может быть просто развлечением. Но я не верю в историю, не верю в исторические факты, потому что уже вчерашний день неуловим. Я не верю никаким мемуарам и никогда не верил. Мне кажется, что трактовка любых исторических фактов всегда произвольна, каждый волен трактовать как он хочет любое событие и в угоду сюжету все чудовищно искажать. Я отношусь к людям сегодняшнего дня, меня волнуют только актуальные события, то, что происходит сейчас. Во все остальное я просто не верю. И когда человек огромного таланта посвящает себя копанию в старом барахле, я не могу это принять. Естественно, это моя точка зрения и Солженицыну она безразлична, но я думаю, что как романист он был бы намного интереснее, чем публицист-историк. Его ранние вещи, его романы, несмотря на споры об их художественных достоинствах, имеют для России огромное значение. Они наверняка останутся в истории русской литературы.