Я хотела встретиться с Джоан, потому что должна была узнать ее решение. Я застегнула платье, на ощупь накрасила губы.
Я представляла себе наше ближайшее будущее: она уедет, и мы будем видеться несколько раз в год, когда она будет иногда приезжать в Хьюстон. Можно писать письма. Можно говорить по телефону. Рэй будет счастлив.
Я поправила на себе совершенно новое платье, серебристо-голубое открытое платье, которое я не надела бы в обычный вечер среды. Я разгладила ткань на бедрах и выключила свет перед тем, как выйти из прачечной.
Рэй. Он стоял в своей полосатой пижаме, сжав руки в кулаки.
– О, – сказала я и схватила дверную ручку позади себя, будто можно было просто так взять и исчезнуть.
– О, – сказал Рэй. – О!
Я поняла, что он передразнивает меня. Он делал это крайне редко. Это не в его стиле.
– Я собиралась встретиться… – Я осеклась.
– Встретиться с Джоан, – закончил он вместо меня.
Я кивнула.
– Ты ведь была с ней прошлой ночью тоже? – Он ждал ответа. Когда я не ответила, он продолжил: – Тебя не было в постели. Я надеялся, что ты в моем кабинете, пьешь скотч и грустишь. Я не стал проверять, потому что не хотел знать правду. Но я знал. – Он отвернулся.
– Она рассказала мне много чего, Рэй. Она объяснилась. Она…
– Что она сказала? – перебил он меня. – Что именно она сказала?
Я опустила глаза на свои руки, на свой недельный маникюр, на сумочку. Я не могла сказать Рэю то, что она мне рассказала.
– Сесе?
Я посмотрела на него.
– Она уезжает, – сказала я. – Переезжает.
– Мне все равно. – И добавил: – Ты обещала.
– Я обещаю, что я вернусь, – сказала я. – Обещаю, что все изменится.
Сказав это, я задумалась: как много мужей говорят эту фразу своим женам. Я видела: Рэй хотел мне верить. Он ничего не сказал, просто смотрел, как я иду к выходу. Я была на полпути, когда он снова заговорил:
– Что случится, Сесе?
Я остановилась.
– В смысле?
– Когда все это закончится? – Он поднял руки и отпустил их. – Джоан придет когда-нибудь конец?
Он понял. Джоан не было конца. Она была и будет всегда.
Но он не это имел в виду.
– Да, – сказала я. – Я с этим покончила. Мне просто нужно увидеться с ней в последний раз.
Он затряс головой от отвращения.
– Я пытаюсь быть честной, – сказала я.
Рэй прыснул:
– Хочешь приз? Нет. Ты хочешь лишь Джоан.
Я поняла, что он хочет спросить что-то еще. Я собиралась вернуться поздно, но отвечать на вопросы Рэя было худшим, что я могла сделать.
– Ты любишь Джоан, – тихо спросил он, – как любишь меня?
Я остановилась:
– Как ты мог такое подумать?
– Это справедливый вопрос, – сказал он.
Разве? Я попыталась понять. Попыталась очистить разум.
– Я никогда никого не любила так, как тебя.
Рэй кивнул.
– Если ты уйдешь, я не могу пообещать, что приму тебя обратно.
Я не посмотрела ему в лицо, не остановилась, не попросила его повторить, чтобы убедиться, что правильно его поняла. Я поняла его. И если бы я посмотрела в лицо моему мужу, в лицо, которое я знала лучше, чем чье-либо, не считая свое и сына, я бы не ушла, я осталась бы и никогда не узнала бы, чего хотела Джоан.
Если бы мне нужно было выбрать, с кем провести жизнь: с Джоан или Рэем – я бы выбрала Рэя. Конечно же. Но я не совсем выбирала, не по-настоящему. Рэй примет меня обратно, снова пустит домой. Я все ему объясню.
Возможно, именно поэтому той ночью я не воспринимала это как выбор. Рэй был слишком надежным, слишком положительным и серьезным. Он всегда хотел, чтобы я была рядом. Всегда был со мной.
Я ушла, потому что думала, что он сказал это несерьезно.
Той ночью в клубе было тихо. Бизнесмены, хаотично разбросанные по помещению, попивали скотч и, как я поняла, принимали важные решения. Один из них, лысеющий мужчина с красными от алкоголя щеками, откровенно пялился на меня, хотя, по-моему, больше на меня никто не смотрел. Во-первых, на моем пальце было обручальное кольцо; во-вторых, что ж, двадцать пять лет – это немало.
Я села за небольшой столик на двоих; спустя секунду подошел Луис с двумя бокалами и бутылкой шампанского.
– О, – сказала я, не желая обидеть его чувства. – Я это не заказывала.
– Мисс Фортиер позвонила заранее, – сказал он, не глядя мне в глаза и сосредоточившись на процессе разлития шампанского, завернутого в белую ткань, будто – я не могла не подумать – ребенок. – Эта бутылка много лет хранилась в ячейке Фортиеров, – пробормотал он, проведя рукой по этикетке с французскими буквами, которые для меня не значили ровным счетом ничего. – Боллинджер Р. Д., 1952, – сказал он. – Шампанское.
