ЭДУАРД НИКОЛАЕВИЧ: Я не хотел сегодня ему говорить. Это ты виновата.
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА: Что?!
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА хватает молоток для отбивания мяса и замахивается на ЭДУАРДА НИКОЛАЕВИЧА. Тот сгибается пополам и закрывает голову руками. Но удара не случается. ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА замирает с поднятым молотком, а затем опускает руку. Молоток падает на пол.
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА: Да, ты прав, Эдик, я плохая жена. Мерзкая.
ЭДУАРД НИКОЛАЕВИЧ: Нет, Галя, это не так.
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА: Дурная, глупая!
ЭДУАРД НИКОЛАЕВИЧ: Галя, это неправда.
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА: Ору все время, Боже мой, скандалю. Жизни тебе не даю. Беги от меня, Эдик. Знаю, она лучше. Дай Бог, с ней у тебя счастье будет.
ЭДУАРД НИКОЛАЕВИЧ: Галя, Галечка, ну не наговаривай ты на себя, ты же замечательная, ты лучше всех!
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА: Прости меня, Эдик, за все и бросай меня! Плохая я жена и мать плохая. Пойду к Илюше, в ноги ему упаду, может он меня простит. Чует мое сердечко, найдет он тоже скоро кого-нибудь себе и останусь я одна-одинешенька.
ЭДУАРД НИКОЛАЕВИЧ: Галечка, я ведь еще ничего не решил. Я может еще и не ухожу никуда, Галя!
Но ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА уже направляется к комнате ИЛЬИ.
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА: Илюшенька, сыночек, прости меня глупую...
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА заходит в комнату и видит стоящий прямо под люстрой табурет. На табурете стоит ИЛЬЯ, голову он просунул в петлю от подтяжек, которые привязаны к люстре.
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА:(сразу перестав голосить) Сынок, ты что, лампочку вкручиваешь?
ИЛЬЯ: Нет, мама, удавиться хочу.
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА: Илюша!
ИЛЬЯ: Не подходи, а то я прыгну.
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА: Господи, Боже мой! (диким голосом) Отец! Отец!
В комнату вбегает ЭДУАРД НИКОЛАЕВИЧ.
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА: Сволочь старая, посмотри, до чего ты ребенка довел!
ИЛЬЯ: Папа, ты не в чем не виноват.
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА: Я ж ему сама эти подтяжки купила.
ИЛЬЯ: И ты, мама, ни в чем не виновата. Это мое личное дело. Лучше выйдите, а то мне придется у вас на глазах...
ЭДУАРД НИКОЛАЕВИЧ: Илья, эта девушка - это просто увлечение. Мне стыдно и я никуда не ухожу, ты слышишь?
ИЛЬЯ: Мне все равно, выйдите, я вас прошу.
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА:(ОТЦУ) Выйди, слышишь чего тебе сказали! (ИЛЬЕ) Сынок, если ты не из-за него расстраиваешься, тогда, может быть, из-за института театрального, что не поступил?
ИЛЬЯ молчит. ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА говорит и одновременно медленно крадется к табуретке.
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА: Так это дело поправимое. У меня одна женщина лечится, так она жена ректора кинематографического института. Я ей скажу, она тебя мигом устроит. Слезай, Илюша, слезай, пожалуйста.
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА уже подобралась к сыну, но ИЛЬЯ резко качается на табуретке и мать пятится назад.
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА: Не надо, сына.
ЭДУАРД НИКОЛАЕВИЧ: Я эту табуретку знаю. У нее ножка сломана. На изоленте держится.
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА: Сына, не делай этого. Мы же помрем от горя. Ты у нас только одно сокровище и есть. А какой же ты был маленький, когда родился, крохотный, слабенький, недоношенный, ушки лопоухие. Я тебе их пластырем приклеивала, чтоб нормально росли. Как же я тогда была рада, что ты появился, как рада.
ИЛЬЯ:(резко) Выйдите, последний раз прошу!
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА: Царица Небесная!
Внезапно слышится дверной звонок. Отец и Мать не реагируют на него. Звонок повторяется. Никто не двигается с места. Еще один звонок.
ИЛЬЯ: Вы не слышите, что ли? Идите, откройте.
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА:(ОТЦУ) Иди открой.
ЭДУАРД НИКОЛАЕВИЧ кивает и бежит открывать. На пороге стоит ВОВКА.
ЭДУАРД НИКОЛАЕВИЧ: Вова, там с Илюшей беда!
ВОВКА: Ну это для него нормально.
ЭДУАРД НИКОЛАЕВИЧ: Такая беда даже для него ненормально.
ВОВА быстро идет в комнату, ЭДУАРД НИКОЛАЕВИЧ следует за ним. ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА замечает ВОВУ.
ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА: Вовочка, он повеситься хочет. Я зашла, а он уже с петлей на шее. Ты его образумь, Вовочка, а то он меня не слушает. Господи, горе-то какое!
ЭДУАРД НИКОЛАЕВИЧ: У табуретки этой одна ножка сломана. В любой момент может развалиться табуретка-то.
ИЛЬЯ:(кричит по слогам) Ту-ба-рет-ка! Ту-ба-рет-ка! Почему меня, интересно, никто не поправляет?!
