Она ушла к себе, а я сварила кофе, взяла пару гренок, удобно устроилась в мягком уголке и предалась размышлениям. Для меня лечь спать без четкого плана на завтра было просто немыслимо. Сегодня я растревожила осиное гнездо. Неплохо бы завершить начатое, иначе отец Глеб успеет организовать ответный удар. Наверное, в этот самый момент он обзванивает самых отъявленных головорезов области с предложением купить за хорошее вознаграждение наши головы на блюде — мою и отца Василия.
Сейчас же пойду и солью весь полученный компромат куда следует. Это первый шаг. Дальше надо вычислить Рябчика. На тюремном жаргоне рябчик — тельняшка. С тельняшкой у меня пока ассоциировался только Александр, сторож церкви. Однако вор необязательно из числа людей, работавших при церкви.
Если он все же из своих, то почему не сбежал, сделав задуманное? На ум приходили два ответа: не хотел обнаруживать себя до определенного момента, когда, скажем, не найдется покупатель на икону; или же вор действительно из чужих. В любом случае все сводилось к иконе. Завтра же подробным образом выясню, что она из себя представляла. Надо съездить еще в музей и поинтересоваться, с чего там икону посчитали копией без тщательной экспертизы. Вдруг все специально подстроено и никакая она не копия?
У меня закончился кофе. Дожевывая гренки, я налила себе еще бокал кофе и, размышляя, переместилась в свою комнату, чтоб заняться компроматом. Из сумки достала видеокамеру, вытащила из нее флэшку с информацией и включила ноутбук. Главным аспектом будущих действий являлось — определить личность Рябчика. Муса, знавший Рябчика в лицо, находился в кутузке у черта на куличках. Его этапировали куда-то на Дальний Восток, в Хабаровск, что ли. Пообщаться с ним будет проблематично. Остается антиквар. Рябчик мог с ним видеться. Икона-то украдена. С другой стороны, он мог обратиться к другому специалисту, а Салова держать про запас, чтобы в случае чего проверить, не кидает ли его тот, первый, к кому он обратился.
Следовательно, начну с Салова, следом проверю остальных акул антикварного бизнеса в области. Их было не так уж много. Список адресов у меня имелся с одного дела. Тогда я охраняла одного антиквара. Правда, эта акула сейчас мотает срок. Я разыскала в компьютере список и стала помечать, кто вышел из игры. Директор школы искусств Литвин — тоже в тюрьме. Далее — умер. Голованов Богдан Иванович — в дурдоме.
Илюмжинов — на этой фамилии остановилась. Вспомнилась наша с ним встреча. Опасный тип с обширными связями и бригадой качков прикрытия. Такой возьмется за любое темное дело, со спокойной душой купит краденый раритет и вывезет в любую точку мира. С ним надо обязательно повидаться.
Коли икона впрямь стоящая, то только он способен решить вопрос с ее сбытом в максимально сжатые сроки. Будь я уголовником по кличке Рябчик, то обратилась бы к нему.
Я отметила еще пару имен и, убрав список, переключилась на снятый сегодня документальный фильм о тайной греховной жизни отца Глеба. Присовокупила к фильму то, что раскопал Юзер, загнала всю информацию в письмо и отправила по электронной почте в газеты, на телевидение, ГУВД области, а также в епархию. Убедившись, что письмо отправлено успешно, я хотела еще поискать Рябчика в базе данных МВД, но, посмотрев на часы, решила, что пора ложиться.
Завтра ответственный день, а недостаток сна снижает реакцию и внимание. Полусонный взгляд наткнулся на портфель Бубна. Интересно, что он так не хотел мне отдавать? Присев на постель, я подтянула портфель к себе. При свете ночника взялась рассматривать содержимое. Деньги. Пачки долларов. Я аккуратно выложила их на постель, пересчитала. На новую машину как раз хватит.
Утром не забыть бы сообщить в милицию об угоне старой. Из портфеля я вытащила стопку бумаг. Бумаги оказались долговыми расписками. Среди должников отца Глеба оказались и бизнесмены, и члены городской администрации. Суммы приличные. Глеб дал им в долг и теперь, верно, шантажировал.
В будущем расписки могут очень пригодиться и мне, и отцу Василию. Что-то вроде страхового полиса.
