Повреждения удалось сравнительно быстро устранить, и в канун лютеранского сочельника «Трувор» снова спустили на воду. А тринадцатого января Брюген получил предписание отправиться в пробный поход вдоль побережья. Для Рупперта это явилось неслыханной удачей, поистине судьбоносной.
Близилось время, которое моряки называют «the dog watch» — «собачья вахта». Она длится с полуночи до четырех утра, когда ночь особенно непроглядна и расслабляющая сонливость подстерегает на каждом шагу. Новоиспеченный командир боевого корабля сам пожелал отстоять часы наиболее трудного дежурства на ходовом мостике.
В зюйдвестке, с «цейсом» на груди и рупором в руке, Рупперт Вильгельмович молодцевато поднялся по трапу и, цепко расставив ноги, ухватился за ручку машинного телеграфа. Перед ним ревело невидимое море и одичало покачивалась слабо освещенная картушка компаса.
Январь на Балтике — время циклонов, арктического тумана и ледяного шквального ветра. Моряки хорошо знают выработанные практикой признаки, по которым надежно и быстро удается определить направление на центр опасной зоны.
Послюнив большой палец, Рупперт, как истый морской волк, поймал ветер и сверился по магнитному компасу с курсом. Потом запросил гидрометеорологическую сводку. Выяснилось, что барометр падает, а ветер — чашечка анемометра вращалась с устрашающей быстротой — усиливается. По всем безошибочным признакам «Трувор» шел прямо на центр циклона. И это противоречило азбучным истинам навигации. Обычно, определив направление на центр и сектор, в котором находится судно, — в Северном полушарии особенно опасна правая половина циклона — капитаны спешат уйти в сторону. При первых признаках циклона для большей безопасности кораблям рекомендуют считать себя в зоне тревоги и немедленно ложиться на курс, который составлял бы с направлением ветра острый угол. Если маневр почему-либо невыполним, судно должно удерживаться против ветра, работая машинами.
Но Рупперт Вильгельмович подтвердил прежний курс, и «Трувор» продолжал свой самоубийственный бег в зону разреженного давления, ибо авторитет командира непререкаем. Кто знает, возможно, кавторанг хотел испытать свой эсминец в самых тяжелых условиях, когда крепчает штормовой ветер, натянутые, как струны, леера обрастают мокрым снегом, а в редких разрывах тумана с оста слабо серебрится отраженным светом замерзших заливов и бухт страшное «ледовое небо».
От бортовой качки, стремительной и порывистой, сама собой стала звонить судовая рында. Сигналом бедствия разливался в ночи жалобный вой обледенелой меди. Шипящие сокрушительные волны накрывали судно с кормы в прокатывались до штагового огня. Бронированные крышки люков и дверные пазы залепило снеговой жижей. Слепли иллюминаторы и ходовые огни. С каждой минутой у «Трувора» оставалось все меньше шансов выйти из бури. Поворот на новый курс, если бы Рупперт одумался и отдал такой приказ, превратился бы в маневр опасный и трудный. Ворочая под ветер, по волне, пришлось бы увеличить скорость, чтобы скорее миновать положение «лагом к волне». Но машины работали на полную мощность. Репитеры лага устойчиво держали семнадцать узлов. При повороте же, когда бортовая качка неизбежно сменится килевой, быстро идущий корабль может войти в резонанс. Оголенные, бешено вращающиеся над водой винты, смятые лопасти и рули, сокрушительные волновые удары в кормовой подзор, палуба, уходящая под воду. Катастрофа. Первым забеспокоился лейтенант Мякушков. Выцедив в офицерском буфете рюмочку малаги, он застегнулся на все пуговицы и полез наверх.
— Барометр упал еще на сорок миллиметров, Рупперт Вильгельмович, — сказал он, деликатно покашливая за спиной командира, — того и гляди стрелку зашкалит… Как бы, знаете, не накрыться…
— Знаю, Прокл Кузьмич, — холодно ответствовал граф Брюген, не отрывая бинокля, — за приборами слежу.
— Надеетесь рассмотреть что-нибудь в этаком-то столпотворении? Пустая, извините, Рупперт Вильгельмович, затея. Хоть глаз коли. Да и какой идиот, кроме нас, сейчас в море сунется?
— Есть еще один такой дурак. — Рупперт на мгновение опустил руку с биноклем и повернулся к Мякушкову. Из-под зюйдвестки колюче сверкнул мокрый позеленевший «краб». — Шли бы отдохнуть, майн херц, ваша вахта с четырех.
