И зачем она все в этой шапке дурацкой сидела - неизвестно. Мужикам волосы ни к чему, к мужской внешности они - по касательной, женскую же наполовину определяют, если не больше.
- Ленуся! Да сними ты малахай свой! Не жарко тебе?
- Не хочу. У меня прическа позорная, - любимое словечко.
- Так мы тебя тут причешем, не боись.
- Отвяжитесь.
Заинтриговала, сил нет, - как Гюльчатай Петруху. Но сами стащить - не посягаем:
вдруг лысая окажется? Или в лишаях? Нет, лучше - возвышающий обман, локоны пепельные воображаем. И вот - пообтерлась, попривыкла к нам, конфет моих (изюм в шоколаде) с кило переклевала - и - нате, любуйтесь! Ну, не пепельные, русые всего лишь, и не локоны - прямые, зато - почти до пояса, густые, шелковые, в два водопада от пробора.
- Чего ты стеснялась-то?
- Та-а... Лень потом снова укладывать.
Думаю, просто до бани, немытые, не хотела показывать. И правильно. В самую десятку теперь пульнула, наповал. Даже Толян от скорняжества оторвался (а у него ответственный этап: обезжиривание):
- У моей супружницы первой такие были. Состригла, дура, потом, немодно, говорит.
А я тащусь от длинных волос.
Мы все тащились. Так бы и зарыться мордой! Орлы-то мои не решались, а я не утерпел, уткнулся сзади. И в духоте, в аромате этом - не пожалела шампуня! - хоботом поерошив, приложился. Под затылком, в шейку. Зарделись ушки у лапушки, но строгость напустила:
- Думаешь, красивый, так все можно? Позорник.
Я еще и красивым ей кажусь! Не реальность уже - вольты, сон в летнюю ночь! Не знаю, чем бы кончилось - хорошо, Виноград подкатил. В город едет - надо метровым балансом грузить. Самосвал три куба берет, ерунда, но метровника - это с полтысячи бревешек, да уложить аккуратно, короче, сбил я волну, разрядился, протрезвел - а когда вернулись в будку - Ленуся благодать свою опять под шапку собрала, изюм в шоколаде доеден, ей домой пора.
XVI
"Зачем Герасим утопил Муму? Я не пойму, я не пойму..." - это Толян навывает свою любимую, докраивая малахай. У Ленуси выходной. У меня минор. Васильич свинтил куда-то - или дрыхнет в работящей будке, - без аккомпанемента остались.
- А Жулика тоже на шапку?
- Не, масть не та. На котлеты, если не зачумится.
Вовчик с Андрюхой малолетку вспоминают, страсти всякие - похохатывают при этом.
- Ленька, вот бы тебе где учителем, - Толян вдруг встревает.
- А что?
- Расскажите ему.
Рассказывают. За двойку - бойцы (это масть такая на малолетке) тубарь на уши ученику надевают. Буквально - с размаху так, берется за ножки тресь. Если грамотно - табуретка развалиться должна. Мощное средство. Великая дидактика.
Коменский не дотумкал.
"Мума еще могла бы долго жить..."
- На взросляк когда переводят - кажется: в рай попал, скажи, Андрюх?
Выстраиваем пирамиду беспредела по колониям: малолетка - на пике, общак (общий режим), усилок (это мой), строгач - самый спокойный.
"Могла гулять - среди полей, среди берез..."
- Нет, вы женские зоны забыли.
Забыли, точно. Так ни опыта нет, ни рассказчиков - как сравнивать?
"Ее так жаль, до слез, до слез..."
- У меня же жена - подельница. Откинулась в прошлом году, сюда ко мне заезжала.
Ну! Мы и не знали.
- А что ж не осталась?
- А вдруг мать умрет? Не пропишут потом, всё, прощай, столица.
Да, в Москве сурово с этим делом.
- И как на женской? Поделилась?
- Вкратце. Между малолеткой и общаком, примерно.
Вдруг звонок (у Толяна будка - вроде штаба, телефон стоит). Технорук Мухина спрашивает.
- Он только что вышел, гражданин начальник. Сейчас сбегаю за ним.
- А что за голоса в будке?
- Это ребята, дровники, погреться зашли.
- Дай их бригадира.
Вот напасть! Беру трубку.
- Почему не работаете?
- Так нет машин.
- Окомлевку колите, нечего сидеть. Я проверю.
Окомлевка - это пни такие, чуть не метр на метр, мы их целиком раньше грузили.
Десяток закатишь - машина с верхом.
- Блин, кончился курорт. Не могли тихо посидеть!
Возле каждого штабеля - гора этой дряни, как раз до конца срока хватит.
- Толян, это ты со своей Мумой. Я как чувствовал: накликаешь.
- Ничего, разомнетесь.
Размялись. Даже во вкус вошли. А что - за это ведь не платят, почему не поколоть? Десять шагов отсчитал, поставил колышки. Вровень с головой штабелек уложили - шабаш. Достаточно для отмазки. Уже прозреваю внутренним оком: весь нижний - в аккуратных поленницах, каждая щепочка - на пользу стране.
