Что касается ротмистра Петрашева, то ему, видимо, было очень неловко от того, что он недостаточно свободно владел немецким. Он попытался было сказать, как приятно увидеть на чужбине соотечественника, но запутался и умолк. На его лице, как и на лице Андерсона, лежала тень сосредоточенности и какой-то затаенной мысли.
Все это Бенц отметил про себя во время краткой, но тяжелой паузы, возникшей после первого обмена любезностями. Чтобы нарушить неловкое молчание, Бенц высказал ротмистру Петрашеву свою радость по поводу блестящей победы болгарской конницы в Добрудже. Заговорил он по-болгарски, потому что ему приятно было показать, насколько он преуспел в языке, от трудностей которого многие немцы приходили в отчаяние.
Андерсон удивился.
– Вы давно в Болгарии? – с интересом спросил он тоже по-болгарски.
– Восемь месяцев.
– И вы изучили болгарский за восемь месяцев? – воскликнул ротмистр Петрашев.
Он с восхищением поглядел на Бенца, а тот еще больше насторожился. Было ясно, что чрезмерная любезность Андерсона и Петрашева преследовала какие-то тайные цели. Даже аскетичный Гиршфогель несколько оживился. Бенц прочел в его глазах готовность заговорить – что-то вроде попытки вступить в общение, которая, однако, сулила не так уж много.
И действительно, Гиршфогель вскоре спросил:
– Извините, пожалуйста, вы, кажется, специалист? В какой области?
Учтивый тон не вязался с его грубой внешностью. Бенц был удивлен таким интересом к своей особе. Но особенно поразило его впечатление, которое произвел этот вопрос на ротмистра Петрашева. Ротмистр помрачнел, а затем с выдержкой светского человека постарался овладеть собой, чем еще больше подчеркнул свое волнение. Андерсон вскинул голову, выразительно посмотрел на Гиршфогеля, а затем на Петрашева. Гиршфогель тоже обменялся с ними взглядами – было похоже, что все трое провели какое-то молчаливое совещание. Ротмистр Петрашев опустил голову, словно подавленный своими мыслями. Он как-то сразу сник. Все это было крайне непонятно. Андерсон попытался по-своему истолковать вопрос Гиршфогеля, но вышло весьма неубедительно.
– Поручик Гиршфогель болен малярией и всех расспрашивает о специалистах-медиках.
– Это верно, – поспешно подтвердил Гиршфогель. – Я еду с южного фронта.
Бенц вгляделся в Гиршфогеля; диагноз не вызывал сомнений – меланический пигмент, запавшие глаза, потрескавшиеся губы красноречиво говорили о характере его болезни; вполне допустимы и внутренние осложнения. И все же в словах его сквозила явная двусмысленность. Казалось, он заодно с Андерсоном пытается отвлечь внимание Бенца от горестных мыслей ротмистра Петрашева.
– Я хирург, – ответил Бенц и с готовностью спросил: – Хотите, я вам пропишу что-нибудь?
– Разумеется, – ответил Гиршфогель. – У меня больная печень. Где я смогу найти вас?
– Конечно, в госпитале.
– Я имел в виду неслужебное время, – пояснил Гиршфогель.
– Где угодно, – сказал Бенц, не понимая, почему Гиршфогель не хочет прийти к нему в госпиталь, и добавил шутливо: – Но чаще всего – за карточным столом. Вы, очевидно, догадываетесь, что покер здесь единственное развлечение…
– Как и на фронте, – согласился Гиршфогель.
Воспользовавшись случаем, Гиршфогель пустился описывать жизнь в окопах. Речь его была грубой, но красочной и нравилась слушателям.
– Одно только, – заключил он, – спасает нас от полного безумия в часы безделья в резерве. Это покер… Нас, офицеров, я хочу сказать…
Он замолчал и скорчил гримасу, словно даже воспоминание об этих часах вызывало у него безмерное отвращение. Наступило вежливое молчание – все ожидали продолжения. Но Гиршфогель неожиданно предложил:
– Не хотите ли сыграть партию сегодня же?
Вопрос был адресован Бенцу, будто с Андерсоном и поручиком Петрашевым он договорился заранее. Бенц не раздумывая согласился. Ему хотелось засвидетельствовать уважение своим новым знакомым, и, кроме того, покер мог оказаться удачным предлогом для дальнейшего знакомства.
Ротмистр Петрашев сразу же предложил собраться у них.
– Сестра живет отдельно, – сказал он, обращаясь к Бенцу, – и ничуть не будет нас беспокоить. Моя машина в вашем распоряжении, в любое время вы сможете уехать. Что касается их, – он кивнул в сторону Андерсона и Гиршфогеля, – то мы все живем под одним кровом…
