Портрет художника-филиппинца - страница 3

В тот октябрьский день я пришел сюда, и голова моя гудела от слухов. На улицах люди останавливали друг друга, чтобы обсудить события, о которых кричали заголовки газет. В ресторанах, парикмахерских «вели» войну в Европе «военные эксперты». И во всех домах, на всех улицах радиоприемники захлебывались новостями. Я был возбужден. И не только возбужден, но и чрезвычайно доволен. Ведь это доказывало, что я тоже вовлечен в поток событий, что и я озабочен — по-настоящему, благородно озабочен судьбой человечества. Итак, я поднялся по лестнице, встал здесь, у перил, и оглядел комнату, словно не видел ее с самого детства. И вдруг весь этот гам, все эти люди, заголовки, репродукторы умолкли. Я стоял здесь, а весь мир погрузился в тишину. Это было удивительно — но также и очень неприятно. Молчание комнаты казалось оскорблением, вроде пощечины. И мне вдруг стало стыдно за то благородное возбуждение, которым я так гордился. А потом меня охватило чувство глубокой обиды. Я вознегодовал на эту комнату. Я ненавидел старые кресла за то, что они стояли здесь так спокойно. Мне захотелось тут же спуститься вниз, оставить этот дом выбежать снова на улицу — к орущему радио, крикливым людям и заголовкам. Но я не двинулся с места. Я не мог. Тишина лишила меня сил. А через некоторое время негодование мое улеглось, я начал посмеиваться над собой. Впервые за долгое-долгое время слышал собственные мысли. Я ощутил, что чувствую, дышу, живу, помню. Я снова стал отдельным человеком, индивидуальностью с собственной, личной жизнью — моей жизнью. Эта старая комната снова помолодела, я вновь узнавал ее. Тишина нашептывала воспоминания… Там, за окнами, мир весело спешил навстречу гибели. А здесь жизнь текла своим чередом, ничто не менялось, все было на своем месте, все было таким же, как вчера, как в прошлом году, как сто лет назад…

Пауза.

Битой, улыбаясь, оглядывает комнату. Справа появляется Кандида Марасиган с чашкой шоколада на подносе. Увидев Битоя, останавливается в дверях и вопросительно смотрит на него. Кандиде сорок два года, она одета по моде двадцатых годов. Длинные с проседью волосы завиты и сложены в старомодный узел. Держится прямо и твердо, худощава. Ее вряд ли можно назвать красивой, но в кругу друзей она излучает девическое обаяние и невинность. С незнакомыми людьми — из-за застенчивости — склонна принимать вид неприступной старой девы. Сейчас она чрезвычайно неодобрительно смотрит на молодого человека у лестницы.

Битой. Хэлло, Кандида! (Улыбаясь, ждет, но ее лицо сохраняет строгое выражение, и он сам делает несколько шагов к ней.) Кандида, вы, конечно же, помните меня? (Идет к ней.)

Кандида(узнав его, улыбается и тоже идет ему навстречу). Ну конечно, конечно! Битой, сын старого Камачо! И тебе должно быть стыдно, Битой Камачо, очень стыдно: ты забываешь старых друзей!

Встречаются в середине сцены.

Битой. Я никогда не забываю старых друзей, Кандида.

Кандида. Тогда почему же ты… (Делает резкий жест и расплескивает шоколад.)

Битой подается назад.

(Смеется.) О, извини, Битой.

Битой. Позвольте мне взять поднос. (Берет поднос и ставит на стол.)

Кандида не отрывает от него взгляда.

(Улыбаясь, поворачивается, демонстрируя себя.) Ну как?

Кандида(подходит к нему). Такой худой? И уже столько морщин на лице? Тебе ведь не больше двадцати.

Битой. Двадцать пять.

Кандида. Двадцать пять! Подумать только! (Отходит в глубину сцены.) Когда я видела тебя последний раз, ты был маленьким мальчиком в коротких штанишках и матроске…

Битой. А когда я видел вас в последний раз, Кандида…

Кандида(быстро поворачивается и говорит с чувством). Нет! Не надо!

Битой(удивленно). А?

Кандида(смеется). О Битой, когда тебе будет столько лет, сколько мне, ты поймешь — это больно!

Битой. Что больно?

Кандида. Когда тебе говорят, как ты изменилась.

Битой. Вы не изменились, Кандида.

Кандида. О нет, нет! Когда ты видел меня последний раз, Битой, (говорит как кокетливая красавица) я была молодой леди, неприступной молодой леди с перстнями на пальцах, с лентой в волосах, а в глазах моих сияли звезды! О, я была преисполнена тщеславия — и жизненных сил! И я была уверена, что вот-вот появится некто, прекрасный незнакомец, и увезет меня! Я ждала, ты понимаешь, я ждала своего принца Астурийского.