Возможно, он бы так и веселился дальше, если бы в конце своего спуска Коул не слетел с этой импровизированной доски и не сделал себе небольшую дырку в скафандре: из-за нее включился сигнал общей тревоги, и у всех на станции началась паника. Вернон не мешкал – он мгновенно подскочил к Коулу и брызнул на дырку герметиком. Воздух не успел выйти, Коул был жив и здоров, но все остальные были на взводе. Еще хорошо, что у Коула и Вернона ушла пара часов на то, чтобы вернуться на станцию. Вернись пораньше, Дэкерт бы лично придушил молодого горнодобытчика трубным зажимом.
– Коул, позволь, я тебе кое-что объясню по поводу твоей скуки и вечного чувства вины. Здесь эти штуки тебя убьют без вопросов. И, возможно, не только тебя, но и тех, кто рядом.
– Я понимаю. Извините.
– «Извините» – не ответ, сынок, – сказал Дэкерт, наклоняясь вперед. – Ты сделал херню там, на реголите, а извинениями мертвых не вернешь.
Коул совсем скис. У него в глазах стояли слезы, колени дрожали так, что ступни начали слегка стучать по полу. Его руки все так же лежали на коленях. Он еще ребенок, понял Дэкерт, любопытный и беспечный ребенок, делающий вид, что уже стал мужчиной. Оказавшись здесь, на базе в Море Ясности, в тысяче кило от другой ближайшей базы, на самой опасной работе, какую только можно было себе представить в пределах пояса астероидов.
– Босс, вы же меня знаете, – пробормотал Коул. – Я могу сглупить раз, но не два точно. Клянусь богом, такого больше никогда не будет.
Дэкерт надул щеки и резко выдохнул. Хорошая у него здесь команда, на «Ясности-1», но все они слишком молоды. Со всей этой беспечностью Коула, привычкой Кворлза подшучивать в самый неподходящий момент и вечной угрюмостью Лэйн, он чувствовал себя не командиром лунной станции первого уровня, а учителем в старшей школе. «Ну, Бриггс начала потихоньку обтесываться. Да и Уотерс с Тэтчем – парни постарше, – подумал он, – мои гибралтарские скалы в этом бушующем море гормонов».
– Ладно, – сказал он. – Пока что оставим это, как есть. Давай шлепай в Биомедицинский, пусть Лэйн проверит тебя на последствия декомпрессии.
Коул поднял голову, глядя на него с надеждой, но и с осторожностью.
– Всего-то? В смысле у меня не вычтут или что-то еще?
– Пока нет. Но не обольщайся, я найду способ сделать так, что тебе следующие два месяца медом не покажутся.
– Спасибо, босс, – сказал Коул, вставая с таким видом, будто еще не до конца был уверен, что избежал виселицы хотя бы на время. – Я обещаю, что с этим покончено. Отныне все строго по правилам.
Дэкерт покачал головой, поскреб щетину на подбородке, понимая, что смирение в душе его юного подчиненного – явление временное и тестостерон в крови все равно заставит его забыть об этом. Понимая, что он снова какую-нибудь хрень сотворит, и остается лишь надеяться – результат не будет хуже, чем в этот раз. Дэкерту хотелось бы, чтобы это случилось не раньше 2072 года.
– Коул?
– Да, сэр.
– Если опять соберешься совершить глупость космического масштаба, по крайней мере, хоть видео сними. Пусть у тебя что-то на память останется, когда я тебя выгоню. Если на пляжи вернешься, тебе же там никто не поверит.
Коул Бенсон ухмыльнулся:
– Хорошо. Вот даже облажаться нормально не могу.
– Так не лажай вовсе.
МЕРТВЫЕ ОСТАЮТСЯ В НАШЕМ СОЗНАНИИ, БУДТО ОСТЫВАЮЩИЕ угли костра. Постепенно гаснут, заслоняемые новыми делами, и вдруг пронесшийся в сознании ветерок раздувает их, и они вновь вспыхивают на мгновение. Для Дэкерта таким моментом стал запах сигар. Он открыл шкафчик Коула Бенсона, и запах ударил его, будто кулак. На смену онемению последних двух дней в груди вспыхнула резкая боль. Следом за ней пришли эти воспоминания о том, как Коул пытался стать первым на Луне сноубордистом. Когда картины их разговора угасли в его мозгу, он тряхнул головой и посмотрел на небольшую коробку с сигарами в шкафчике.
У Бенсона были связи в «Кратере Пири», и ему тайком привозили доминиканские сигары «Термал Макс» с восстановленного производства. Наверное, тот же самый делец, что привозит Лэйн небольшие порции бурбона. Из шкафа шел насыщенный запах табака, и Дэкерт представил себе Коула, в кают-компании, положившего ноги на стол из белого базальта и раскуривающего сигару сорокового калибра, за рассказом про идеальные волны, накатывающие из глубин Тихого океана на песчаные пляжи Плайя Эрмоса.