Стамфилд не соблазнял невинных девушек, об этом она ничего не слышала. Кори, без сомнения, узнала бы и об этом, потому что больше всего на свете слуги любят сплетничать о том, что их хозяева ведут себя как животные. И его имя не связывали ни с одной благородной женой или игривой вдовой, как это происходит со многими так называемыми джентльменами. Нет, его похождения ограничивались борделями, а не будуарами высшего света. Делало ли это его хуже или лучше других мужчин? Кори не знала или не хотела знать. В любом случае, ей это было безразлично. Все мужчины – дураки.
И все же леди Кора считала своего сына почти совершенством. Воистину, материнская любовь может быть слепой.
Кори подумала о собственной матери, которая все эти годы покоилась с миром или без него, и как жизнь Кори могла бы измениться, если бы ее мама была жива. Или остаться прежней. Миссис Эббот не обладала такой же твердостью характера, как леди Кора. Мама полагала, что удел женщины – страдания, с тех пор, как их изгнали из Эдема в ее драгоценной библии. Женщина – имущество своего супруга, его вассал, существо низшего порядка. К тому же жена не должна жаловаться, потому что у мужа есть право управлять собственным королевством. Мама пыталась научить дочь принимать свое место в мире, и, в точности продемонстрировав это, жена сквайра Эббота безропотно умерла от пренебрежения и разбитого сердца.
Кори не могла делать этого – послушно следовать приказам своего отца. Она не могла выйти замуж за больного старика, которого отец выбрал для нее, с тем, чтобы она вскоре осталась вдовой, а он бы контролировал ее богатое наследство. И она не сможет принять кого-то вроде миссис Ривендейл в качестве мачехи и нянчить младенцев чужой женщины. Она не сможет, не позволит Дэниелу Стамфилду украсть у нее шанс на лучшую жизнь.
Настроившись, Кори решила отправиться в постель, готовая встретить следующий день и то, что он с собой принесет. Она подумала, что может взять чашку с собой наверх, снова налив в нее едва теплого чая и плеснув туда бренди – на тот случай, если не удастся заснуть.
Итак, она поднялась, без перчаток и туфелек, с распущенными по спине волосами и в измятом платье и схватила одной рукой графин с бренди. И, конечно же, в этот самый момент Немезида постучалась в дверь.
Дэниел не стал стучать. Дверь была открыта, и он зашел только для того, чтобы пожелать доброй ночи матушке. Вместо матери или сестры он обнаружил мисс Эббот, одну и похожую на распутницу, которой она и являлась. Он почти огляделся, чтобы увидеть, не прячет ли она мужчину – даже если это лакей или грум – у окна или за диваном. Тем не менее, он не мог отвести от нее глаз. Он не мог мыслить связно. Дьявол, Дэниел едва мог дышать, но ему нужно было что-то сказать, а иначе она поймет, что он точно большой увалень, каким его выставили родные.
– Вижу, что вы расположились как дома, – произнес он, что, очевидно, было самым худшим, что он мог сказать, кроме «Пожалуйста, снимите с себя остальную одежду, чтобы я мог умереть счастливым человеком».
Кори опустила графин. Ее подбородок приподнялся.
– Леди Кора сказала, что я могу это сделать.
Черт, это не то, что он имел в виду – не совсем то.
– Конечно. Гостья и все прочее. Ее крестница. Я, хм, не хотел никого обидеть.
Может быть не в этот раз, сказала себе Кори, но то, что он уставился на нее, словно мысленно снимал оставшуюся одежду, было достаточным оскорблением. Она мысленно прокляла себя за то, что убрала кружево, прикрывавшее вырез, а ведь Стамфилд пялился прямо туда, а затем прокляла его – за то, что он ведет себя не как джентльмен. Кори ничего не могла поделать с распущенными волосами, сброшенными туфельками или отсутствующим фишю, но, слава Богу, на ней все еще было несколько слоев крепко застегнутой ткани. Она попыталась спрятать голые руки за юбками.
– Я подумала, что вы ушли, – произнесла она, словно это объясняло ее пребывание в гостиной в полуодетом состоянии.
– Мне самому нужно было написать несколько писем.
Стамфилд развязал свой шейный платок, так что ткань теперь обвивалась вокруг его широких плеч. Его волосы были взъерошены, словно он запускал в них пальцы, чтобы сосредоточиться, и это заставило Кори задуматься о том, умеет ли этот болван писать буквы. Сюртук на нем был расстегнут, а жилет отсутствовал. На ногах у него снова были поношенные сапоги, на которые кто-то пытался навести блеск, а не старомодные туфли с пряжками, как во время обеда. Каким-то образом Стамфилд умудрился выглядеть лучше, когда привел себя в беспорядок, чем тогда, когда был туго обтянут одеждой, принадлежавшей его отцу.
