Хэлин судорожно вздрогнула, не понимая от чего — страха или страсти. В голове вертелась одна мысль: как бы отделаться от него. — Теперь убери руки. Ты добился, чего хотел. Я согласна остаться здесь, хотя буду ненавидеть каждую минуту этой шарады, именуемой помолвкой. Но я хочу, чтобы ты обещал не причинять моему брату никакого зла, никогда. — Во всяком, случае, если ей придется платить ему своим телом, она намерена, черт возьми, получить гарантию, что он не перевернется на 180 градусов и не выместит свою злобу на Андреа позднее, когда она ему наскучит.
— Никакой шарады во всем этом нет, Хэлина. Если ты забыла, разреши мне освежить твою память. Мы помолвлены с тобой уже довольно длительное время, и в пятницу нас обвенчают. Что касается твоей семьи, то обещаю устроить так, чтобы они потанцевали на нашей свадьбе, — цинично усмехнулся он. Выпустив ее из рук, он небрежно вынул из кармана пиджака золотой портсигар, открыл его, извлек тонкую сигару и закурил.
Хэлин была ошеломлена его словами. — Ты имеешь в виду, что я должна выйти за тебя замуж? Но это смехотворно! Не может быть, чтобы ты говорил серьезно — ведь мы ненавидим друг друга. Я думала, тебе нужно лишь… — Она запнулась, не в состоянии выразить это словами.
— Ты думала, мне нужно только твое тело в моей постели? — мрачно заметил он, делая глубокую затяжку. Его сузившиеся глаза изучали ее сквозь голубое облачко сигарного дыма. — Хотя ты и прелесть, мне хотелось бы иметь нечто большее, чем партнершу в постели. Таковую я достану где угодно. Нет, дорогая моя, ты станешь моей послушной сицилийской женой, матерью моего сына. На меньшее не рассчитывай.
Она взглянула на него сквозь густые ресницы. Почему-то заметила, как его длинный загорелый палец привычно массирует шрам на виске. Но, может быть, не так уж привычно, может быть, в этом жесте таилось напоминание… Она воображала, будто он задумал унизить ее, держать в своей постели, пока не надоест, а потом выбросить на улицу. Но теперь она поняла, что его месть простирается куда глубже. Он хотел бы заставить ее выйти за него замуж и превратить ее жизнь в одно сплошное унижение. И что самое страшное, он вполне мог это осуществить. Она не сомневалась: он мог бы похитить Андреа, но, при его известности, ему даже не нужно было этого делать. Если он подаст в суд, пресса будет обгладывать это дело месяцами. Шумиха никак не повлияет на него, он к ней привык, но окажется невыносимой для бабушки с Андреа. Если господь не вмешается, он может выиграть дело. Сейчас, когда Марии и отца уже нет, некому опровергнуть его показания. Прежде чем она осознала, что хочет сказать, слова вырвались как бы сами собой:
— Всего один вопрос, Карло, для моего душевного спокойствия. Может ли Андреа действительно быть твоим ребенком? — В то же мгновение она пожалела, что спросила. Как только ей пришло это в голову?!
Карло звучно расхохотался. — Я все ждал, когда же ты подберешься к этому вопросу! Твое доверие к своему женскому полу не больше моего: практически равно нулю. Но позволь заверить тебя, что Андреа никоим образом не может быть от меня. Мои отношения с Марией никогда не достигали такой близости.
— Боже мой, да ты в самом деле какой-то злой дух! Есть ли что-нибудь в этом мире, чего бы ты не сделал, чтобы достичь своей цели? — спросила Хэлин, удивленная его признанием. Что-то говорило ей, что оно правдиво.
— В том, что касается тебя — нет. И если это делает меня злым духом, пусть будет так. Но мы уже потеряли достаточно времени, а мой отец ненавидит непунктуальность. Так что, каков твой ответ, Хэлина? — он произнес это требовательно и нетерпеливо.
Гнев, который он вызывал в ней, улетучился, и она сказала как-то тупо, не задумываясь:
— Да, я согласна. — Ее нервы уже не могли вынести столько потрясений за один день. Она медленно повернулась к двери. — Пошли? Мне бы не хотелось добавлять непунктуальность ко всем моим прочим преступлениям, — пробормотала она, не очень-то сама понимая, что имеет в виду.
