Гай не мог больше просто стоять и смотреть. Он взял бокал с шампанским и подошел к ней.
— От вас просто исходит жар, — сказал он.
— Вы намекаете, месье Лефевр, что у меня лицо красное, как помидор, или хотите пригласить меня на танец? — спросила она с улыбкой.
— Я хотел сказать, что вы долго танцевали, и вам, наверное, хочется пить, а не что ваше лицо… — Он запнулся и почувствовал, как его собственное лицо покрывается краской. Особенно из-за того, что ее взгляд сказал ему: она знает, что он лжет. По тому, как приоткрылись ее губы, он понял, что она ждет от него поцелуя — неосознанная реакция, а не сознательная попытка соблазнения. — Ну ладно. И то и другое, — признал он.
Она улыбнулась еще шире:
— Вообще-то я думала, не слишком ли у меня короткое платье?
Выше колен. Он это заметил. Но теперь посмотрел еще раз. На минуту его язык прирос к нёбу, но потом он нашелся:
— Очень милые коленки, мадемуазель Винн.
— Благодарю вас, месье Лефевр. И за шампанское тоже.
Она взяла бокал из его рук и ощутила дрожь во всем теле, когда ее пальцы на мгновение коснулись его пальцев. А он не мог оторвать глаз от ее губ, пока она пила.
У нее очень красивый рот. Неотразимый. И Гай понял, что сегодня вечером непременно ее поцелует. И что она ответит на его поцелуй.
Как раз в этот момент зазвучала новая мелодия, и Эмбер узнала танго из старого фильма, который несколько месяцев назад с удовольствием посмотрела вместе с матерью.
— Рискнете?
— Рискну? — переспросил он, и его глаза вдруг стали совсем темными.
«Перестань, Эмбер, немедленно перестань!» — говорила она себе, но ее губы стали неуправляемы.
— Или вы не танцуете танго?
— Вы меня вызываете, Эмбер? Не рискуете ли вы при этом?
«Скажи нет, отступи, сядь», — сигналил мозг, но губы делали свое дело.
— Я вас вызываю, Гай!
Он нарочито медленно взял бокал из ее рук и поставил на стол. А потом обнял Эмбер так, что его рот оказался где-то у ее уха.
— Пригласить вас, а?.. — прошептал он, и его голос прозвучал на редкость сексуально. — Ловлю вас на слове.
Эмбер представила себе, как его губы впиваются в ее кожу, поднимаются к ее губам, и от этой мысли у нее задрожали колени. И конечно, сердце забилось невообразимо быстро. Как будто она вдруг выпустила джинна из бутылки.
А отступать было некуда. Гай уже начал танцевать с ней.
Ей приходилось танцевать с профессионалами, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас. Тогда это были только хореография и терпение. Сейчас это было что-то более простое, что оставляло ей силы ощущать биение собственного пульса. Ее тело отвечало на его близость и отдавалось ему все сильнее по мере того, как он крепче прижимал ее к себе, касался коленом ее колена, двигался с ней в едином ритме.
То, что с кем-нибудь другим было бы просто фигурами танца, с Гаем было прелюдией секса. Его бедро у ее бедра. Еще объятие. Что бы чувствовала она, если бы его кожа касалась ее кожи, его ноги сплелись с ее ногами? Он отстраняет ее от себя, чтобы тут же привлечь еще ближе — грудь к груди, и ощущение его тепла, смешанное с легким цитрусовым ароматом, кружит ей голову, внушает жажду познать его.
Не существует ничего — только Гай и музыка. Все ее нервы сосредоточились на нем, на том, как его тело касается ее, и дразнит, и искушает, и обещает блаженство…
А потом она почувствовала, как его губы скользнули по ее обнаженному плечу — легчайшее прикосновение, от которого ее сердце забилось сильнее.
Его глаза темны, как грозовое небо в вечернем свете. Чувствует ли он то же желание? Думает ли о том, что будет, если их губы сольются в настоящем, жарком поцелуе?
Она сама предложила ему пригласить ее. Ох, как ей хотелось чувствовать его губы на своих губах! Дразнящие, возбуждающие, уводящие за грань…
А потом музыка вдруг кончилась. Совершенно неожиданно.
— Браво, мадемуазель Винн, — прошептал Гай ей на ухо.
Эмбер смутилась, когда вокруг раздались аплодисменты. Неужели только они танцевали танго? Оглядевшись, она увидела, что площадка для танцев действительно пуста.
Это плохо. Он подумает, что она просто пижонка.
«Жизнь знаменитостей» наверняка воспользовалась бы этой ситуацией, потому что Эмбер ведет себя как именно такая бездумная безделушка, какой они всегда хотят ее представить.
