– Гланды береги. Первое сентября на носу.
– Фу, теплый!
– Прекращай фукать, фуколка.
– Я не фуколка.
– А кто же?
– Куколка!
– А по-моему, ты – курочка, которую надо съесть.
Он поймал дочь, поднял к потолку и притворился, что кусает ей живот.
– Не курочка! Не курочка! – верещала Настя.
– Мать, открывай духовку, пока я ее держу!
– У нашего папы каннибальские замашки, – прокомментировала Люба.
Настя вырвалась, заливисто смеясь, побежала в комнату.
Костров пригубил ледяной сок из пакета.
– Стаканы для чего, дикарь?
– Так вкуснее.
Люба поставила на плиту казанок, налила масло.
– И где ты разместил эту нимфетку?
– Нимфетку? – засмеялся Костров. Он обожал чувство юмора жены. Юмором и изумрудами глаз покорила его Любочка Окунькова тринадцать лет назад. Как время летит… – Настя сегодня узнает много новых слов. А разместил я Марину Батьковну по соседству с Кузнецовой.
Люба охнула.
– В том свинарнике?
– Да прямо – свинарник!
– Прямо свинарник. И гадючник.
– А пускай молодые кадры привыкают к трудностям.
– Тогда уж посадил бы ее в подвал.
Ухмылка застыла на губах Кострова. Он вспомнил полумрак за желтой дверью, цементный пол, прихотливый рисунок… Вспомнил, как запекло в голове, пока он изучал стену. Как колыхнулось внутри что-то смутное, вязкое…
– А ты… – он поскоблил ногтем картон упаковки, – спускалась в школьный подвал?
Люба сбрасывала в масло колечки лука.
– Не спускалась. А что там?
«Лицо», – подумал Костров отстраненно.
– Ничего. Паутина и мыши.
– Мыши? Держи их подальше от моих книг.
Костров открыл было рот, но Настя крикнула из комнаты:
– Мам, пап! Вы обманщики. Я погуглила. Кобелина – это бабник, ловелас, ходок.
Костров согнулся пополам от хохота. Сжал тетрапак так, что сок брызнул из откупоренного горлышка и залил холодильник.
– Аккуратнее, – вытирая слезы смеха, сказала Люба.
Костров, довольно похрюкивая, потянулся за тряпкой.
Смех стал мотком колючей проволоки в гортани. Верхняя губа директора оттопырилась, оголяя десны – не будь Люба увлечена сейчас луком, она бы сказала, что прежде не замечала за супругом таких гримас.
Бурые струйки стекали по холодильнику, образовывая знакомый узор.
Лицо.
Нечестивый Лик.
Рассвет ознаменовался барабанным боем. Гулкие удары разбудили жителей поселка. Они вскакивали с травяных циновок, перешептываясь, вслушиваясь, понимая то, чего не понимал чужестранец. Звук подхватывался, уносясь за пределы домишек, скучившихся у скал; просачивался в джунгли. Испуганные птицы спархивали с ветвей, голосили обезьяны. Огромные барабаны повторяли гласные и согласные, извещая о смерти вождя.
Молодой человек, явно не из этих краев, облачился в набедренную повязку и сандалии из бычьей кожи, повязал пояс, на котором висел короткий меч. Взор светло-карих, почти желтых глаз изучал входную дверь. Снаружи раздались шаги и приглушенные голоса. Пальцы пришлеца коснулись рукояти, искусно вырезанной из слоновой кости.
Дверь распахнулась, и на пороге возникло полдюжины воинов. Ассегаи, нацеленные на гостя, не предвещали ничего хорошего, как и хмурые лица. Чужак убрал руку с оружия и кротко улыбнулся.
– Выйдите! – потребовал один из брухаров. Молодой человек повиновался.
Солнце всходило над поселком кучерявых и коренастых людей. Ухмылялись маски, насаженные на колья забора. Ветерок трепал ленты, которыми был оплетен ритуальный столб, возвышавшийся в центре площади. Туда стекались жители. Чужак, высокий, гораздо выше любого здесь, видел поверх голов тело, лежащее у дома собраний. Грузный старик уставился в небо остекленевшими глазами. Чужак обернулся, и воины заворчали, кто-то толкнул в спину.
«Нужно было обойти стороной проклятую деревню», – мрачно подумал чужак.
Из дома собраний тем временем вышли двое, коротышка в пестрых одеждах и удивительной красоты женщина. Взор чужака скользнул по пышной груди, едва прикрытой легкой тканью, по эбонитовым бедрам и изящным щиколоткам. Чужак явился из глубины Черного континента, он вторую неделю пересекал страну Зубчатых гор, но не встречал столь красивых брухарок.
– Приветствую вас, – сказала женщина, властным жестом успокаивая толпу. Она говорила на большом языке, понятном пришлецу. – Сегодня ночью случилось ужасное. Ваш вождь и мой муж погиб. Враг заколол его, подло подкравшись сзади.