– Да, И-и... и... – “Инну” хотел было ответить Петр Платонович, да на всякий случай проглотил имя. Что тут срочно можно на “и”? – И-и кто их знает, испанцев, опять какие-нибудь взрывы... лучше бы в Анталию полетели наши... А? – И чтобы человек в плаще не вздумал расспрашивать, кого именно провожал Поперека, Петр Платонович по привычке начал забалтывать незнакомца. – Хотя в Анталии жарко... а Крым мы потеряли. Эх, Никита. Помните, была частушка?
Прижимал меня на танцах,
Говорил: любовь моя!
Кукурузою в кармане
Растревожил, блин, меня.
– Это верно, – нахмурился человек в плаще, не отходя и каким-то особенным взглядом оглядывая Попереку. Или это всегда так кажется (что кто-то смотрит особенным взглядом), когда есть что скрывать. – Много было ошибок у руководства.
Надо было бы уже уезжать в город (самолет в Испанию улетел, улетел!), но малознакомый господин не отходил от Петра Платоновича:
– Извините... у меня жена... болеет... не могли бы вы своей супруге сказать, чтобы приглядела.
“Сказать, что у меня не жена летит? И вообще, мол, не женщина летит... Но он явно видел, как я перешептывался с Инкой Сатаровой.”
– Как ее фамилия? – спросил, опережая и оглядываясь, как бы торопясь, Поперека.
– Говорова. Лилия Николаевна.
– Хорошо, скажу моей сестре. Она двоюродная. – И Поперека засмеялся, резко показывая, как фотографирующийся американец, едва ли не все 32 зуба. – Двоюродная, но слушается меня. – И чтобы господин в плаще не вздумал поспрашивать, какая у сестры фамилия, как ее зовут, Петр Платонович отрезал. – Бегу! Найдет и проследит! Не беспокойтесь!..
И уже в “жигуленке”, за рулем которого, откатив кресло на полметра, восседал коллега, грузный Антон по кличке АНТ в черной пахучей куртке и черных перчатках, Поперека подумал: “А если начнет звонить мне? Узнавать, как там его жена? Вот прилип, как банный лист... Но главное – образцы грунта уехали. Милая Инночка увезла. Как я ее люблю. Такая умница”.
Конечно, она боялась, но Поперека умел убеждать, таинственно понизив голос, дергая шеей и сдвинув комически-сурово брови.
– О, твой стальной взгляд... – краснея, хихикала Инна. – И зачем ты женат?
– Увы, в третий, кажется, раз. Но в новой, другой жизни, мы непременно встретимся.
– Не хочу, как стрекозы!.. и даже как крокодилы!.. – ныла Инна и сама поцеловала его на мокром ветру. Она, конечно, довезет. Кстати, она сказала: аэро – по-татарски разлука. Получается, что аэропорт – порт разлук. Счастливой дороги тебе, девчонка!
Месяц назад Поперека пытался отправить образцы для зарубежной лаборатории официально, как положено, почтой – ничего не получилось. Строгости нынче опять ужасные. Какая-то шпиономания.
– Сейчас куда? – спросил, пыхтя, Антон. Жарко ему, даже в дождливую осеннюю погоду, утирает рукавом лоб, виски.
– В институт. – И пропел из-за непрекращающейся нервной дрожи кусочек песенки из деревенского детства.
На деревне расставание поют...
провожают
гармониста в институт
хороводом...
В прошлом году было, пожалуй, попроще. Хотя нет, аберрация памяти... треволнений хватило и в прошлом году. Впервые получив приглашение посетить знаменитую радиационную лабораторию в Швейцарии, где есть приборы для тончайших исследований, Петр Платонович собрался в дорогу сам, кстати, тоже на чартерном – до Пулы (Хорватия, оттуда до Швейцарии вовсе недалеко). В кейсе – дискеты и письмо, отпечатанное на бланке НИИ Физики Сибирского отделения РАН, где перечислены эти дискеты, а также указан груз, который везет Поперека: 24 образца грунта. И вот их-то, скромные мешочки с номерами, таможня отказалась пропустить в самолет. Хотя, разумеется, металлоискатель не выявил металла и собака не унюхала наркотика.
Офицер сказал, что необходимо специальное разрешение из Министерства природопользования.
– Вы что, мужики?!. – запрыгал, как петушок, Поперека. – Самолет же вот-вот улетит! Смеетесь!
– Нам смеяться некогда. Следующий!
– Да как я сейчас в Москву попаду?! Парни! Позовите старшего!
Появился старший, угрюмый служака-хакас с желтыми от усталости глазами. Выслушав крики Петра Платоновича и разъяснение своего младшего коллеги, он подумал и дернул щекой:
