— Много подвод скопилось?
— Сотни три. Точно не подсчитаешь. Их полно по разным закоулкам.
Корнев прикинул: на паром помещается шесть подвод. Учел время на один рейс. В уме сделал простой подсчет.
— Плохо дело. И за двое суток не управимся. Я пришлю еще понтон с мотором. На паром грузить повозки, штук по двенадцать, а лошадей переправлять вплавь.
К мосту подошло несколько легковых машин, броневичок и радиостанция. «Командир корпуса приехал», — догадался Корнев. Одернул гимнастерку, быстрыми шагами направился к машинам.
Навстречу — корпусной инженер.
— Дивизия давно переправилась?
— Около часа назад.
Вместе подошли к зеленой машине, стоявшей в стороне от спуска к мосту. Адъютант предупредил:
— Комкор занят. Если нет срочного дела, подождите.
С левого берега поступил сигнал приостановить переправу, и через мост на большой скорости на правый берег проскочил броневичок. Издали увидели: генерал стоит около машины с радиостанцией, а рядом с ним выпрыгнувший из броневичка командир что-то докладывает по развернутой карте. Корпусной инженер остановился.
— Ты будь поблизости. Пойду узнаю, в чем дело.
Корнев видел, как корпусной инженер подошел и что-то сказал генералу, затем дал знак подойти Корневу. Капитан бросился бегом к командиру корпуса — доложил, что имеет директиву днем разводить мост.
— Про директиву знаю, — сказал генерал. — А мост не разводить, пока не пройдут все части корпуса.
— Товарищ генерал, я — командир батальона армейского подчинения и директиву штаба округа обязан выполнять.
Легкой тенью легло на усталое лицо генерала раздражение, но он спокойно сказал:
— Капитан, вы устав знаете? Кто начальник переправы?
— Командир переправляющейся части, а я — комендант по своей службе, и я должен выполнять указания начальника инженерных войск. Прикрытие с воздуха крайне недостаточное. Мост будет разбит авиацией противника. Тогда и паромов не будет.
— О прикрытии думаем. Много не обещаю, но уже неподалеку занимает позиции зенитный артдивизион. — Показал в сторону высокого седого подполковника: — Вот и командир артполка думает, как помочь нам.
— Товарищ генерал! Прошу ваше распоряжение отдать письменно.
Командир корпуса сдвинул брови, внимательно взглянул на вытянувшегося в стойке «смирно» комбата, сказал адъютанту:
— Напишите этому настырному капитану распоряжение.
Подъехали начальник штаба и инженер дивизии. Из их доклада комкору стало ясно, почему дивизия опоздала на переправу. Едва ее полки свернулись для марша, как противник начал активные действия. Пришлось выдвигать дополнительные заслоны и отходить с боем. Сейчас враг наносит основной удар на железнодорожный мост, а в направлении понтонного его нажим ослабевает.
Адъютант записал распоряжение под копирку в полевом блокноте. Дал генералу на подпись.
Корнев взял распоряжение в руки. Написано оно разборчивым почерком. Под ним подпись — коричневым карандашом: «Р. Малиновский».
Небольшая бумажка, а легла на плечи комбата большим грузом забот и ответственности. Он аккуратно сложил ее вдвое, перегнул еще раз, вложил в партбилет и с ним — в нагрудный карман под орденом.
Дивизионный инженер направился к мосту. Капитан Корнев подошел к нему:
— Товарищ майор, в случае бомбежки движение по мосту останавливать не будем. Во время налета прошу обеспечить проход на увеличенных дистанциях. Скорость до сорока километров. Для пешего строя только бегом и не в ногу.
Майор оглядел прилегающие к спуску подходы.
— Обеспечу. Сейчас проинструктирую и выставлю регулировщиков.
В это время Корнев увидел, что командиру артполка, высокому седому подполковнику, ездовой подводит тоже рослого, серого в яблоках коня под седлом.
Подполковник остановился, посмотрел на Корнева.
— Вот, капитан, как бывает. Гора с горой не сходятся… А с бывшим ефрейтором Родионом Малиновским еще в ту — германскую, мы вместе бедовали на французской земле в нашей первой особой бригаде.
Капитан понял нахлынувшие на подполковника чувства от неожиданной встречи, спросил:
— Как же собираетесь помочь теперь генералу Малиновскому? У вас есть и зенитные пушки?
— Где там! Командую, считай, музейным полком. Все из запаса. Орудия на деревянных колесах, девятьсот затертого года.