— Товарищи командиры! Сорок минут назад авиация фашистской Германии бомбила наши города. Только что совершен налет на аэродром под городом Бельцы. Получен телеграфный сигнал о введении в действие мобилизационного плана…
— Это война? — раздались растерянные голоса в разных углах зала.
Майор тяжело вздохнул:
— Да! Война! Вот в папках планы развертывания трех отдельных батальонов, печати и штампы по их наименованию и полевым почтам. Первым развертывается седьмой отдельный батальон капитана Корнева. Он выходит на выполнение боевой задачи сегодня не позднее четырнадцати ноль-ноль. Завтра утром приводится в готовность тридцать пятый батальон майора Борченко. К вечеру завтра капитан Григорьев готовит третий под номером тридцать семь. Я вместе с замполитом готовлю оставшуюся технику еще для одного резервного батальона и убываю в распоряжение штаба округа.
Затем замполит, посоветовавшись с командиром полка, сказал:
— В восемь часов проводим короткие митинги: я у казарм, командир в лагере. Порядок эвакуации семей объявим дополнительно. Этим займется команда, оставленная для резервного батальона. Старшим в ней назначен лейтенант Сундстрем.
Все заторопились по своим местам. Замполит задержал Корнева:
— Сундстрем просится к тебе. Считает, что ему не доверяют, он ведь сын царского генерала. Но менять решение не будем.
…Построение колонны батальона Корнева затянулось. Автомашин больше сотни, а настоящих шоферов хватило только на половину. За рули остальных машин сели недоученные на курсах — они всего-то имели часа по четыре практического вождения. Приписанные к батальону бортовые автомашины из народного хозяйства еще не прибыли, а выделенные полком едва покрывали десятую долю штатной потребности. Пришлось людей посадить под полупонтоны на специальных машинах, что в мирное время категорически запрещалось. Первая группа эвакуированных жен командиров с детьми втиснулась на одну полуторку. Колонна походила на цыганский табор, везде привязаны узлы, чемоданы и ящики.
В назначенный приказом по округу пункт на берегу Днестра батальон прибыл с опозданием на два часа. После сорокакилометрового марша сразу начали сборку мостовых паромов. Как стадо огромных черепах, пятились задом к берегу машины. Полупонтоны с тяжелым всплеском падали на воду. Понтонеры старались изо всех сил. Но, потрясенные известием о начале войны, допускали массу ошибок, нарушали не твердо усвоенный порядок сборки паромов. К тому же сильно изменился состав отделений. Это приводило к путанице обязанностей номеров расчета. Особенно много возникало неурядицы при укладке прогонов. То и дело приходилось исправлять ошибки в выборе отверстий для крепления их болтами. То и дело слышались приглушенные крики младших командиров. Иные не стеснялись в выражениях.
— Ты, раззява… Ты что, ослеп?
На марше у четырех машин были повреждены радиаторы, и их с опозданием привели на буксире. От всех этих неполадок некоторые командиры взводов стали срываться на окрики, что еще больше вносило сумятицу в действия уставших и напуганных запасников.
Поглядывая, как идет сборка мостовых паромов, Корнев зябко повел плечами. «А что было бы, если и сборка шла под огнем?»
— Сборку приостановить! — подал команду Корнев. — Командиры рот и взводов — ко мне!
От подразделения к подразделению, все удаляясь вдоль берега, понеслись приглушенные и искаженные расстоянием команды:
— Оборку…ратить… Кома… иры ро-о-т и…ов к комбату!
Тесной кучкой встали вокруг капитана командиры. Каждый бежал на вызов комбата, и каждый понимал, что сборка паромов затянулась, дорога каждая минута, а тут вдруг остановились. Оглядев собравшихся, Корнев, стараясь быть спокойным, произнес:
— Видимо, мы далеко еще не понтонный батальон, но обязаны им стать. Требую управлять подчиненными не окриками, а четкими командами. Дальше сборку продолжать, как учебную. Всем номерам действовать, только по командам: что поднести, как крепить. Никакой спешки!
Когда командиры разошлись по своим подразделениям, дело пошло лучше. Но ввод паромов в линию моста начали уже с приближением темноты. Неудачно подошедший буксирный катер быстрое течение прижало бортом к одному из уже введенных паромов. Под напором воды катер сильно накренился, возникла угроза, что его зальет водой. Растерявшийся моторист уже хотел выпрыгнуть на мост, как раздался твердый голос лейтенанта Соловьева:
