Только в воскресенье она вышла из госпиталя имени Бурденко ... а в понедельник, услышав характерный лязг на шоссе, бросилась искать мужа.
Поняв, что стряслась беда, тихо, как мышка, сидела в приёмной. А теперь- будь что будет - сидела в углу кабинета и смотрела на своего мужа... смотрела, смотрела... как в последний раз.
'Эхе-хе... собрались трусливые старики, ни на что не годные. Попал я , как кур в ощип!'
'Ты про что?'
'Да... так. Всему конец. Снимут с меня мундир - и поделом! Так и надо. Чего добивался? Прослужив шестьдесят лет, не отличил политическую проститутку , сраного комсомольца, от себя, солдата, войну прошедшего...'
'Дима, всё равно. Я тебя люблю. И в мундире. И без мундира, тоже.'
'Да мне не мундира жалко... я полагал, что моё мнение о катастрофе, о угрозе развала страны- разделяет народ. Ан нет. Люди политизированы. Почувствовали свободу - а мы полагали иное...стал я игрушкой в руках политиканов.'
В дверь осторожно постучали...
'Эмма, иди. Не нужно тебе здесь...'
'Дима, нет! Не смей! Я с тобой...'
'Куда со мной- в тюрьму?'
'Да хоть в могилу. Куда ты- туда и я... я с тобой!'
Глаза жены блестели отчаянным блеском. Язов взял её руку - и сделал то, что никогда не делал за полвека супружеской жизни: осторожно, нежно , ласково и неумело - прижал к своим губам...
Потом чуть дрогнувшим голосом сказал :'Войдите!'
Вошедший, в мешковато сидевшем штатском костюме, держал в руке деревянную дубинку, на которой было аккуратно вырезано :'Забью я туго в тушку Пуго'.
'А скажите, товарищ Маршал Советского Союза - это что вот такое?'
Язов с недоумением посмотрел на протягиваемый ему предмет :'Полагаю, что это бейсбольная бита...'
'О! И кто же это в Советском Союзе в бейсбол-то играет, а?' - весело блестя из- под пенснэ молодыми глазами, спросил незваный гость.
19 августа 1991 года. Двадцать три часа четырнадцать минут. Москва, Кремль. 'Корпус', второй этаж.
В маленькой комнатке отдыха, дверь в которую скрывала неприметная, ничем от других не отличающаяся дубовая панель, пахло наштырём и спиртом...
С тихим звяканием в эмалированную, изогнутую чашечку падали пустые ампулы...
Врач, ритмически сжимающий красную резиновую грущу, посмотрел на то, как поднялась ртуть в тонометре, повернул крантик, из которого с шипением стал выходить воздух, расстегнул чёрную матерчатую манжету на руке Язова, лежащего на чёрном кожаном диване с высокой спинкой.
Потом вынул из ушей металлически поблескивающие трубочки стетоскопа, повесил их на грудь и с недоумением спросил человека в пенснэ :'А зачем Вы ампулы берёте?'
Берия наставительно ответствовал :'Да ведь Вы, доктор, нэ просто пациента пользуете! Вы - ах, какого человека спасаете! А ежели , вдруг, не спасёте, а? Мы тут , на досуге, тогда посоветуемся с товарищами из Академии Медицинских Наук, проконсультируемся со специалистами- всё ли сделано как надо? А то, знаете, были уже в кремлёвской больнице прецеденты... '
И пристально посмотрел на бедного доктора ледяным взором.
У врача задрожали руки... 'Сейчас, сейчас, вот... а, уже лучше! Видите, порозовел... и тоны сердца уже ровнее... что с ним стало?'
'Сам не понимаю, просто товарищ попросил меня голову чуть левее повернуть... а потом захрипел, побелел, за сердце схватился! Что с ним может быть такое ?'
'Думаю, ничего серьёзного , просто сердечный спазм... вот, уже приходит в себя...как Вы себя чувствуете, пациент?'
'Нормально... он уже ушёл? '
'Кто он?'
'Этот, что из ада явился по мою душу...'
'Нэ волнуйтесь, товарищ, Вы просто переутомились... Павлов я. Просто Павлов!'
'Так точно, Павлов! Лаврентий Павл... х-хе...'
'Вот только не надо опять глаза закатывать! Вы мне нужны живым, в отличие от некоторых... доктор!'
'Уже, уже, работаю ... да очнись ты, сволочь!! Виноват, товарищ Маршал, Вам уже лучше?'
'Мне теперь никогда лучше уже не будет...'
'Да зачем же так мрачно? Полежите, успокойтесь... надо ему просто полежать! И предупреждаю, допрашивать его сегодня нельзя!'
'Э, какой допрос, слушай? Так, слегка побеседуем... Пройдёмте, сударыня, пусть Ваш муж немножко отдохнёт...
