На сегодня потери британской армии уже исчисляются десятками тысяч, но, похоже, что Британия твердо решила взять курс на военное решение вопроса.
Князь Медведев просматривал документы по задержанию банды фальшивомонетчиков, когда в кабинет вошел Никифор, опиравшийся на свой древообразный посох.
– Как он? – Князь поднял взгляд на волхва.
– Рану в ноге убрал, плечо тоже подлатал, а вот с пулей в грудь занятная история вышла. – Волхв вздохнул, полез в карман и вытащил небольшой медальон, похожий на монету с выбитым на лицевой стороне кречетом. – Вот что его спасло. Оберег старый, почти разряженный, но на одну пулю его хватило. – Волхв положил на стол медальон и сплющенную револьверную пулю в медной оболочке.
– А оберег-то… – удивленно протянул князь, рассматривая медальон в сильную лупу. Никак князя Стародубского герб?
– Думаю, что сынок это его. – Никифор кивнул. – Любава-то прижила дите еще восемнадцать лет тому как, да никогда не сказывала, чье оно. А через пару лет после родов от огневицы померла. На дальнем хуторе тогда жила, и ни травница наша Варвара, ни я не успели. Сгорела за один день, словно свечка. А мальца выходили и взяли сначала в семью тетки его, Аглаи, а потом, как видно стало, что совсем дурачком растет, выжили к Тасье, что ему тоже сродственница, а тако жил в избе, что после старого мельника осталась да Любаве перешла, а потом и Горыне.
– Григорий Николаевич… я даже не берусь предсказать, что он сделает. – Медведев покачал головой. – Может доказательств потребовать. Он же после раны уже все… Деток не сможет иметь.
– Доказательств? – Никифор расхохотался гулким раскатистым смехом, похожим на уханье филина. – Да на кой ляд Горыне сдался этот старый стручок? Воин он из первейших, высок, строен, лицом пригож… Знаешь, сколько он виры за банду получил? Вместе с деньгами за упыря почти сто тридцать тысяч рублей!
– Да и сейчас за боярина Шубина и его подельников получит не меньше сотни. Он же и пострелял там, в заводе, почти всех. Сам подстреленный уже, приколол боярина к стене, кинжалом. Да так, что тот и провисел, пока не отцепили. До рукояти в боярина клинок вошел, а в стену на пол-ладони.
– Вот-вот. – Никифор улыбнулся и ладонью огладил длинную седую бороду. – А титул ему и так случится. Пусть этот старый окаянник сам доказывает Горыне, что тот его сын.
– А сам-то что думаешь? – Медведев пристально посмотрел в глаза волхва.
– А то и думаю, что, как глянет Григорий на Горыню, так все и решится. Горыня-то один в один с князем в лицо. Только моложе да глаже. Любава-то первой красавицей на веси была, и, видать, сыну ее с той благодати перепало. А не признает, так и нет в том никакой печали. – Волхв усмехнулся. – Такой молодец и нам самим надобен будет. Вот отпишет Гордей в Москву, да знак какой-никакой пришлют молодцу. И будет у тебя в сотне воин Горыня Сосновский. Никому не должен, никому не кум и не сват… Человек он такой, что не выдаст да за спины прятаться не будет. Это я тебе точно говорю. Такого молодца хоть завтра в Соколиную сотню государя нашего.
– Переманят его… – Князь вздохнул. – Новоградские или московские…
– А и переманят, так не за мышкин чих. Будет тебе и с этого прибыток. Или деньгами, или землей, или еще чем отдарятся. Но я тебе вот что скажу. Ты не держи его. Сразу все расклады расскажи да объясни. Это сейчас он молод, богат да свободен. А станет князем Стародубским, так сразу почует, каково оно, быть всем головою. Ну и, кроме того, ты не смотри, что он молодой. Там в нем старик с таким опытом, что и нам не зазорно будет. Если фальшь почует, никогда больше доверять не будет. Так что, пусть сам решает, что ему надобно.
Князь Стародубский, темник и старший советник поместной управы канцелярии Военного приказа, дома старался одеваться как можно более просто и удобно. Серые штаны тонкого сукна, рубаха из тончайшего шелка, синий сюртук и мягкие сапожки делали его похожим на помещика средней руки, если бы не массивный платиновый перстень с сапфиром и вырезанным на камне соколом – знаком военачальника десяти тысяч воинов – тьмы, или, как сейчас стали писать в государевых документах, – дивизии.
