Лейтенант приготовился было возразить – но тут увидел идущего к ним человека. Человек был в старой, выцветшей простой гимнастерке, он шел к ним и смотрел на них. Ростом он был выше деда и форма его – явно не было немецкой.
– Дедушка…
Оберст-лейтенант обернулся и увидел идущего к ним человека.
– Чертов сукин сын… Пронюхал все таки. Подожди… я сейчас.
Они отошли в сторону, к колонне, заговорили – по отголоскам лейтенант понял, что по-немецки. Говорили недолго, пару раз неизвестный посмотрел в его сторону, вроде как с уважением. Закончилось все тем, что они обнялись – и человек пошел к большой группе ССовцев, вермахтовцев и его солдат. От нее отделился еще один человек в форме гауптмана вермахта, они отошли и тоже стали о чем-то разговаривать.
Вернулся прадед.
– Кто это? – спросил его лейтенант – он ведь не немец?
– Да… не немец – проворчал дед – тот еще сукин сын, сварливый как баба. Капитан Тимофей Прошляков, полковая разведка Третья ударная армия. Это он меня подстрелил из танкового пулемета, уже с двумя пулями в груди. Третьей – Ганс его успокоил. Только здесь очутился, смотрю – и он тут как тут. А потом и Ганс прибыл. Он тут специально оставался – пока здесь находился я, отказывался уходить, хотя мог бы. Думаю, теперь ему недолго тут оставаться…
– Прибыл? Оставался? Дед, как все тут устроено? Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Не понимаешь? Ладно, время пока есть. Те, кто совершил подвиг и погиб – или просто достойны оказаться здесь – после смерти оказываются здесь. Но места тут не так уж и много, это кажется, что много… на самом деле мы тут много чего достроили своими руками, делать то было нечего. А так как места немного – здесь есть что-то вроде… замены на линии фронта, не знаю, есть у вас такое или нет.
– Тур – понимающе кивнул лейтенант
– Как?!
– Тур. Четыре месяца айнзац, потом три года отдыха.
– Хорошо воюете… – сказал прадед – в мое время две недели отпуска за большое счастье было. Вот так вот – вы, к примеру, прибыли, двенадцать человек, так?
– Тринадцать. С нами чех был… Франтишек, кажется…
– Это не в счет, чехи – не к нам, у них там свое. Вот вы двенадцать человек сюда прибыли, так?
– Так.
– Значит, двенадцать человек из нас должны отправиться назад – сегодня же, как только протрубят герольды. Кто – это мы сами между собой решаем. Пойдут самые опытные, мы так решили. Если такое началось… – прадед не договорил
– И что… здесь и афганцы есть?
– Не видел. Может, где-то и есть, только не видел. Русских видел, поляков. Англичан, американцев, французов. Этих твоих недочеловеков – не видел. Может и есть где, но врать не буду – не видел.
– А кто решает… кому сюда…
– Не знаю. Тут один ефрейтор – три раза побывал, отчаянный парень. Снайпер, как и я. Правда, он мне не ровня, я на рожон никогда не лез, не подставлялся. Да и за три раза – у него счет меньше, чем у меня за один.
– А как отсюда… выбраться?
Прадед усмехнулся
– Назад хочешь?
– Ну… да, наверное – неуверенно сказал лейтенант.
– Вот как сюда кто еще придет – может, и уйдешь. Если большая беда началась, значит, пополнение тут будет. Тут ведь как – у русских, к примеру, личный состав по три – четыре раза сменился, пока мы тут сидели – куковали. Нехорошо получается. А как обратно идти… Тот ефрейтор рассказал – валькирии выводят тебя на дорогу, странную какую-то. Идешь по ней, идешь – а потом выходишь куда-то. Это уже там. Труди раз тебя нашла – она тебя на дорогу и отведет. Когда время твое настанет.
– Так что же получается… если в нации много героев, то и те, кто геройски погиб – не засиживаются здесь, а возвращаются обратно, так? Так что ли?
Прадед сурово усмехнулся
– А ты думал – как?
* * *
Герольды протрубили, когда по прикидкам лейтенанта прошло часа три. Все это время – он разговаривал с прадедом, рассказывал, что произошло с Германией и с миром. Прадед сурово хмурился, но ничего не говорил, и не ругался. Лейтенант не хотел бы оказаться в шкуре тех политиков, которые будут править Германией – если прадед и в самом деле вернется. Оберст-лейтенанта Крайса сбили еще в самом начале войны, над Польшей. Он тогда был хвостовым стрелком на Юнкерсе-52, первым по меткости стрелком из авиапулемета в выпуске. Потом – переквалифицировался в снайпера, но остался в Люфтваффе, был приписан к штабу Геринга, входил в особую группу «метеорологов» – дальней разведки Люфтваффе. Заядлый охотник и стрелок еще до войны, он начал вести свой счет в сорок втором, в Сталинграде – они действовали с внешней стороны окружения, дезорганизовывали тыл красных, вели разведку, выбивали командный состав – и просто убивали, как можно больше убивали. Потом он – воевал под Ленинградом, с егерями охотился на партизан в Белоруссии, прикрывал отступление группы армий Центр, нередко оказываясь в оперативном тылу Красной армии и неизменно выбираясь оттуда. Рыцарский крест получил за то, что наткнувшись в тылу советской армии на крупную группу окруженцев, в том числе одного генерала – возглавил их и вывел к своим без потерь. Закончил свою карьеру снайпера в Берлине сорок пятого, но официально его счет не велся уже с Зееловских высот. А ведь что на высотах, что в самом Берлине – для снайперов было настоящее раздолье…
