Последние слова прозвучали довольно свирепо.
Самса произвела в желудке маленький взрыв. Хоть и вкусно после долгой пресной пищи, но все-таки слишком. Мередит положила вилку.
— Люди, которые пишут гнусные письма, наверняка стараются не оставлять ниточек.
— Это не просто оскорбительные письма. По крайней мере, мы так предполагаем. Судя по тому, что запомнилось Касвеллу из содержания, их писал человек, осведомленный о его работе и книге. Предположительно, это указывает на защитников животных. Однако они стараются, чтобы получатель знал, что он избран мишенью, и обычно подписывают послания. Конечно, указывают не фамилию, а название организации. Играют на устрашении и публичной огласке. Что касается посылки… — Алан отодвинул пустую тарелку. — Возможно, завтра кто-то позвонит, возьмет на себя ответственность.
Он помолчал.
— Заряд довольно мощный. Я коротко переговорил со взрывниками. Они выразили удивление. Я уже сказал, экстремисты, как правило, посылают бомбы с намерением испугать или предупредить. Иногда в посылках муляжи, которые вообще не взрываются. С виду настоящие бомбы, а внутри послания, карточки с соболезнованиями и тому подобное. Какой смысл вкладывать их в настоящую бомбу, когда некому будет читать? А эта должна была взорваться и причинить тяжкий вред. Может быть, даже убить.
Мередит побледнела.
— Ужас. Плод больного ума. Ведь они не могли быть уверены, что пакет вскроет Лайам. Он ведь должен был в Норвич уехать? Случайно оказался дома, однако, к несчастью, бедная Салли занялась посылкой. Что плохого она кому сделала?
— Похоже, ты так не сокрушалась бы, если б ею занялся Лайам, — поддразнил ее Алан.
— Да, он мне не особенно нравится, — призналась она. — Терплю ради Салли. Она очень милая. Поэтому все вышло так глупо.
— Для тех, с кем мы имеем дело, случайные ошибки с жертвой значения не имеют. Лучше б Касвелл сохранил анонимки… В них могло содержаться предупреждение о скором прибытии более грозной посылки. Он проявил невероятное легкомыслие!
— Меня это не особенно удивляет, — сказала Мередит. — Лайам полностью погружен в работу. Она для него так важна, что он даже не представляет, что кому-то, возможно, захочется ей помешать.
— Тем не менее у него должно быть хоть какое-то представление о человеческих мотивах и чувствах, — резко бросил Алан. — Я заметил, с какой натугой он заявил, что его собаки не страдали. Каждый, кто работает с лабораторными животными, хорошо понимает, как к этому относятся другие. Честно сказать, я сам сомневаюсь в здравомыслии человека, использующего животных для экспериментов. Знаю, ученые скажут, что прогресс в медицине возможен только с помощью именно таких опытов, но я склонен поспорить. Хотя мои действия продиктованы не личным мнением. Я полицейский и должен блюсти закон. В данном случае закон более чем очевидно нарушен.
Тон упрямый, настойчивый. Мередит ценит и это. Несмотря на их разное отношение к полицейской работе, она не хотела бы, чтобы кто-то другой занимался расследованием, касающимся ее старых друзей. Осознав это, она окончательно поборола нежелание делиться сведениями о Касвеллах.
— Салли говорит, Лайам сейчас буквально одержим своей книгой. Но одержимость его ослепляет.
— Как ты с ними познакомилась?
Подошел официант. Подскочивший Ахмет с неудовольствием оглядел тарелку Мередит с почти нетронутой самсой:
— Что-то не так?
— Нет, простите. Очень вкусно, но я не голодна. — Она виновато улыбнулась. — Гриппом только что переболела. Аппетита нет.
— Грипп! — понимающе протянул Ахмет. — Моя теща тоже…
Он удалился, качая головой. Мередит сложила на скатерти руки и горестно проговорила:
— Бедный Ахмет! Не хотелось его обижать. А с Касвеллами я давно познакомилась.
Перед ними появилось блюдо с индийскими лепешками.
— Когда я начала работать в министерстве иностранных дел, моя лондонская квартира находилась в Холланд-Парке на втором этаже симпатичного старого дома. Это жилье принадлежало коллеге. Он на пару лет уезжал за границу и хотел его сдать на это время. Ему понравилось, что там поселится такая же государственная служащая за разумную плату.
