Мередит усмехнулась.
— Его карьера отмечена бурными скандалами почти со всеми: с коллегами, правительственными учреждениями, редакторами профессиональных журналов, таксистами — имя им легион! Другой пошел бы на компромисс, а Лайам решил, что ему все позволено.
— Он ведь и с соседом по Касл-Дарси разругался, правда? — напомнил Алан.
— Со стариком Бодикотом? — Мередит задумалась. — Думаешь, дедушка мог посылать анонимки? — Она тряхнула головой. — Но не бомбу же!
— Согласен, едва ли ему удалось бы собрать взрывное устройство. А составить оскорбительное письмо старик вполне мог, как и любой другой. Дурные отношения между соседями не новость. Хотя не следует предполагать, что отправитель писем и нынешней посылки с бомбой одно и то же лицо.
Алан улыбнулся.
— Забавный старик Бодикот! Кое-чем он меня удивил. Я процитировал Конан-Дойля, и он сразу назвал рассказ. Страстный любитель «хороших рассказов», по его выражению. Кажется, считает, что Лайам роман пишет.
— Он ведь об этом сам что-то сказал. Будто в деревне считают его романистом. Тогда не похоже, что Бодикот знает о его работе.
— Или скрывает, что знает.
Они заказали вернувшемуся официанту кофе, ничего больше не желая есть. Перед ними поставили маленькие фарфоровые блюдца с горячими полотенцами. Мередит вытащила свое из гигиенической упаковки.
— Знаешь, — сказала она, — мне здешняя кухня нравится, но, вернувшись домой, обязательно голову вымою. Запах карри впитывается.
— Запахи всегда впитываются… — Алан вдруг задумался. Заметив вопросительный взгляд Мередит, извинился. — Прошу прощения, просто вспомнил. Учуял в гостиной у старика Бодикота какой-то странный запах. Почему-то ассоциируется с лошадьми…
— Он коз держит.
— Знаю. Но это не отчетливый животный запах. Просто как-то связан с лошадьми…
— Мазь? В деревнях лошадям в суставы втирают всякие необычные средства. Седельная смазка? Может, Бодикот ею обувь смазывает?
— Что-то в этом роде. Вспомнилась подсобка в конюшне. Кожаные седла… — Алан пожал плечами. — Конечно, в том доме пахнет всем, что есть на белом свете!
Принесли кофе и мятный шоколад на тарелочке.
— Не знаю, имеет ли это какое-то отношение к Касвеллам, — медленно проговорил Алан. — И пока определенно не обвиняю старика Бодикота в авторстве анонимок. Только он по всем признакам что-то скрывает.
— Старики частенько что-нибудь прячут. Деньги, например. Может, он держит сбережения под кроватью.
— Надеюсь, что нет. — Алан развернул шоколадку. — Это очень опасно!
Улица у ресторана призрачно сияла в желтом свете фонарей. Прохожих было мало.
— Я без машины, — сообщил Алан. — Знал, что буду выпивать. Проводил бы тебя пешком до дому, да ветер холодный. Возьмем такси.
Мередит взяла его под руку:
— Предпочитаю пройтись. Пару недель сидела взаперти.
Они пошли по улице, отбрасывая перед собой тени, которые удлинялись по мере удаления от фонаря, пока не слились воедино.
Мередит проснулась, перевернулась, нашарила часы на тумбочке у кровати и с ужасом увидела, что проспала. Сегодня распродажа. Собиралась пойти поторговаться за бокалы, осведомиться о Салли Касвелл. Было уже почти девять, и она решила позвонить в коттедж, пока подруга не уехала на аукцион, если вообще намерена ехать.
Села, спустила ноги на пол, потянулась за халатом, наброшенным на спинку кресла. Встала на еще дрожащих ногах, проклиная «тяжкое наследие гриппа», прошлепала вниз к телефону, набрала номер.
Ответил Лайам:
— Как раз уезжает. Салли!
В ответ на крик послышался далекий женский голос.
— Надо ли? Как она себя чувствует? — озабоченно спросила Мередит.
Лайам не ответил. В трубке шел обмен репликами, наконец, Салли, запыхавшись, взяла трубку.
— Мередит? Я сейчас выезжаю. Придешь позабавиться? Будешь покупать бокалы? Там увидимся!
— Постой! — настойчиво крикнула Мередит. — Ты уверена, что надо ехать?
— Абсолютно. Не могу подвести Остина в день торгов. Дел будет слишком много. Правда, у меня все в полном порядке.
Мередит показалось, что голос подруги звучит точно так, как звучал ее собственный, когда она уверяла Алана Маркби, будто грипп ушел в прошлое.
