Ципкин подошел к этажерке и стал рыться в книгах Миреле. Открыл одну, но не смог разобрать ни слова, буквы прыгали перед глазами. Что за напасть! Он потерял и Сабину, и Клару. Зачем она прислала письмо? Ведь прекрасно же знает, что он у Данцигеров больше не живет. Это она назло… Вдруг Ципкин вспомнил, что должен пану Данцигеру, и немало. Не одну сотню. Он даже не записал сколько. Только сейчас Ципкин понял, почему Сабина назвала его шантажистом. Он где-то читал, что краснеют только на людях, но сейчас, когда он стоял в тени, повернувшись к книжным корешкам, Ципкин почувствовал, как кровь приливает к лицу. Ему стало жарко, уши пылали. Он должен вернуть все до гроша! Сейчас же! Немедленно! Но как? У него ничего нет. Он одновременно и предатель, и жулик. «Нельзя было у них занимать! Как же я опустился!» В голову пришла страшная мысль: оказавшись в таком же положении, Людвик, сын Радзивилла, совершил бы самоубийство. Ведь он попытался застрелиться, когда проиграл пять тысяч рублей. «Я еврей, и в этом моя беда. Не еврей, а жалкий еврейчик. Дед по матери был лавочником… — Ципкин помотал головой, отгоняя неприятные мысли. — В каком же болоте я увяз! А ведь когда-то был порядочным человеком. Честь была для меня превыше всего. Недаром в гимназии меня звали шляхтичем…» Он попробовал вчитаться в книгу, которую держал в руках, чтобы хоть ненадолго забыть о своем позоре, но было темно, и у него снова зарябило в глазах. «Я покончу с собой. Так они хотя бы узнают, что я не вор». Он подошел к столику, за которым играли в шахматы.
— Чей ход?
— Без подсказок, без подсказок, — проворчал Арон.
Азриэл исподлобья посмотрел на Ципкина. Этот Ципкин никогда ему не нравился, но скрыть, что Клара о нем спрашивала, — это уже отдает мелочностью и завистью. Значит, придется Азриэлу выполнить ее волю: стать ее посыльным, мальчиком на побегушках. Ладно, успеется, Ципкин еще не уходит… Азриэл передвинул ладью.
— Значит, ваш ход был?
— Да, мой. Почему в университете не появляетесь?
— Ну его к черту!
— Решили бросить?
— Да, хватит.
— А что так? Семьдесят пять тысяч выиграли?
— Может, выиграл, может, проиграл, — сказал Ципкин будто бы без всякого смысла. Он подумал, что это Азриэл во всем виноват. Если бы он не привел его к своей сестре, в этот дурацкий кружок, то Ципкин не встретил бы Клару. Тут же он вспомнил, что его привел сюда не Азриэл, а Арон. Ну, неважно, все они тут одна шайка. Польская шушера!
— Ладно, пойду.
— Погодите, я должен вам кое-что сказать, — отозвался Азриэл.
— Вы, мне? И что же? — Ципкин проглотил комок в горле.
— Это секрет.
Ципкин понял, что сейчас услышит что-то неприятное. Новое оскорбление, очередной плевок в лицо. Его охватила ненависть к Азриэлу, ее, так сказать, зятю. У Ципкина вспотели ладони. «Наверно, они тут меня обсуждают, а я, идиот, влез сюда, как слепая лошадь в канаву».
— Ну, рассказывайте ваш секрет.
— Давайте выйдем.
— Что там у вас за секреты? — заинтересовался Арон.
— Где секрет, там и кража, — перевела на польский еврейскую пословицу Вера Харлап.
Ципкин попрощался. Обычно он каждому подавал руку, но в этот раз только сказал:
— До свидания. Не обсуждайте меня слишком много.
— С чего вы взяли, что мы вас обсуждаем?
— А разве нет?
— Какой-то он странный сегодня, — улыбнулась Миреле.
— Что это вы такой красный? — спросила Соня Рабинович. — Наверно, совесть нечиста?
— Красный? Это я от стыда…
Ципкин вышел, Азриэл последовал за ним. В комнате сразу стало тихо, все замолчали. Азриэл закрыл за собой дверь, оба немного постояли в темноте.
— Итак, наносите ваш удар! — попытался пошутить Ципкин.
— Какой еще удар? Клара сейчас в Варшаве. Искала вас.
— В Варшаве? Где?
— В отеле «Краковский» остановилась.
— Нет, где искала?
— В кафе около университета.
— Странно. Что ж, спасибо. Извините, Азриэл. Я было подумал, что… — Ципкин не договорил. У него стало сухо во рту.
