Дело было так: Клара пришла к Азриэлу, но не застала его дома. Она поговорила с Шайндл и в очередной раз пригласила ее в поместье. Шайндл сказала, что Азриэл у сестры, Миреле, и Клара, если хочет, может пойти туда, чтобы его увидеть. Но когда Клара пришла к Миреле, Азриэла там уже не было. Александр Ципкин взялся немного проводить Клару: лестница не освещалась, можно и упасть. Клара с благодарностью согласилась. Ципкин, высокий молодой мужчина с черной шевелюрой, носил студенческую тужурку и клетчатые брюки. Под тужурку он надевал сатиновую рубаху, подпоясанную кушаком с кистями — на русский манер. По-русски он говорил великолепно. В углу рта торчала неизменная папироска, которая словно курилась сама по себе. У него было продолговатое лицо, густые сросшиеся брови, черные глаза, подстриженные бакенбарды и тонкие усики. На лестнице он взял Клару под руку. Было сразу видно, что это светский человек. Клара стала расспрашивать, где он учится, откуда родом. Александр рассказал, что до восстания его отец, Бериш Ципкин, служил управляющим в имении графа Радзивилла, в Литве, и Радзивиллы так его уважали, что Александр учился вместе с графскими детьми. В поместье было озеро, и Александр с детства был хорошим пловцом. Умел он и ездить на лошади. Когда большую часть земли разделили между крестьянами, Радзивилл не то чтобы совсем обеднел, но отец Александра потерял место и перебрался в город. Сначала Александр изучал медицину в Киеве, но сейчас учится в Варшавском университете вместе с Азриэлом. Тот познакомил его с Ароном Липманом, а Липман привел его в кружок.
— Потерянное время, — заметил Александр.
— Почему же? — спросила Клара. — Образование — дело хорошее.
— Для народа, но не для старых дев…
Клара предложила Александру приехать на каникулы в поместье: ее сыну нужен педагог. Они взяли дрожки и поехали на Театральную площадь в кондитерскую. За чашкой кофе они непринужденно беседовали то об одном, то о другом: о любви, литературе, деньгах и ситуации в России. Оказалось, Ципкин недолго жил в Ломже и там ходил к тому же аптекарю, что и Клара. Он рассказал, что в Варшаве дает уроки в зажиточных семьях и сейчас живет в доме богатого торговца мануфактурой, который с женой и дочерью на лето уехал в Карлсбад. Служанка осталась, но Ципкин отпустил ее в деревню к родителям.
— Мадам, если не верите, — сказал он игриво, — пойдемте ко мне, увидите своими глазами.
— Вы же прекрасно знаете, что дама не должна приходить к кавалеру домой. Это все равно что войти в клетку к волку.
Ципкин рассмеялся.
— Пока что я никого не изнасиловал.
— Все когда-нибудь происходит в первый раз.
— Мои жертвы сами должны меня упрашивать.
— Можете не сомневаться, я никогда никого не упрашивала.
Ципкин жил неподалеку, на улице Лешно. Было уже довольно поздно, но Клара и Ципкин решили прогуляться. Они шли по Тломацкой. Здесь недавно закончили строительство новой синагоги. Здание стояло темное, с шестиконечной звездой на куполе. Вокруг еще валялся строительный мусор — кирпичи и обрезки досок. Ципкин остановился, пожал плечами.
— Кому это надо?
— Евреи пока что верят в Бога.
— Те, кто построил, не верят.
Беседа перешла к религии. Ципкин открыто заявил, что он атеист. Кто видел Бога, где Он? У каждого народа свое божество. Дарвин прав: человек — это животное, он произошел от обезьяны. Теперь в зоологии для него даже есть название: гомо сапиенс. Ципкин упомянул Карла Маркса, Лассаля, Лаврова и какого-то Нечаева[150]. Какую роль играют сейчас евреи? До освобождения крепостных они были посредниками между барином и мужиком, то есть помогали помещикам грабить крестьян. Теперь евреи — потребители, которые ничего не производят. Они не знают языка страны, в которой живут, и отдают детей в хедер бородатому меламеду. Сколько еще можно держаться за длиннополый кафтан, меховую шапку и микву?
Клара засмеялась.
— Что смешного?
— Мне надо найти в Варшаве специалиста по строительству миквы.
— Шутите.
— Отнюдь нет.
И Клара рассказала Ципкину о своем муже Калмане Якоби и его дурацкой идее поставить в поместье небольшую синагогу и микву. Ципкин спросил, зачем она вышла за такого человека.
