— Благодарю, я не беру денег, — ответил Йойхенен, разворачивая записку. — Какой совет я могу вам дать? Всевышний поможет, Он указывает, что делать.
— Ребе не берет платы?
— Нет. Сказано: «Добрую мысль Господь, благословен Он, присоединяет к действию»[138]. Если задумано доброе дело, оно уже все равно что свершилось.
— Но говорят, если ребе не берет платы, то, не дай Бог, и его совет не поможет. В Туриске все дают, и немало.
— Конечно, турискому ребе нужны деньги, а у меня богатый тесть. У каждого свой путь. Туриский ребе — праведник.
— Все берут. В Туриске есть серебряный светильник, вот с эту комнату, не меньше.
— Нужно освещать заповеди, украшать их. «Он Бог мой, и я прославлю Его»[139].
— Ребе, так что мне с дочкой делать?
— Откуда же мне знать? Я не врач. Буду молиться за нее, и вы тоже молитесь. Никогда не известно, чья молитва подействует.
— Ребе, вы должны дать мне совет. Я человек простой, если два профессора не знают, я и подавно не знаю. Туриский ребе ножу не доверяет, но бывает, и нож необходим. У самого ребе невестке операцию делали, не здесь, в Вене.
— Что ж, значит, так было надо.
— Ребе запретил, но она не послушалась. Врачи сказали, дело жизни и смерти. Ее отец — тоже ребе, где-то на Волыни, он велел ей поехать…
— Вот оно что? Ну, почитание родителей — это прежде всего.
— Так что же мне делать-то?
— Спросите еще какого-нибудь врача. «Не следуй за большинством»[140] — это о судьях сказано, а не о докторах. И врач может оказаться посланником Небес. Если разные врачи скажут, что нужна операция, значит, нужна.
— Туриский ребе так и сказал: «Ненавижу нож»…
— Не буду с ним спорить. Помолюсь за вашу дочь.
— Ребе, я последних два злотых потратил, чтобы сюда приехать. Мне нужен ясный ответ.
У Йойхенена дернулся кадык.
— Мы все хотим получить ясные ответы на свои вопросы, но что поделаешь? Мы не пророки, будущее скрыто от нас. Наши предки обладали духом святости, мы же — нет. Щупаем в темноте, как слепые…
— Значит, докторов спросить?
— Да.
— А где я на них денег возьму?
Йойхенен опустил глаза. И вдруг вздрогнул, как от ожога: он увидел, что из кармана его атласной жилетки выглядывают золотые часы — свадебный подарок Калмана. Йойхенена охватили и стыд, и страх одновременно. Он поспешил отдать злотый, который завалялся у него в столе, а тут из кармана торчат часы с двумя крышками, кусок металла, из которого когда-то сделали золотого тельца. До чего же дьявол хитер и силен! Йойхенен вытащил часы из кармана, положил на стол и оттолкнул от себя, словно какую-то мерзкую тварь.
— Реб Шлойме! Вас ведь зовут реб Шлойме, да? Возьмите эти часы и продайте. Только никому не рассказывайте. Это чистое золото.
— Взять часы ребе? Нет.
— Реб Шлойме, прошу вас, спасите меня. Мне нельзя оставить их у себя. Когда я держу при себе такие вещи, я за каждую секунду нарушаю несколько запретов. А вы меня спасете. Мне нельзя было владеть ими ни одного дня. С деньгами вы найдете прекрасного врача, что останется, возьмете себе.
— Нет, не могу. Как можно взять что-то у ребе? Ему надо давать, а не брать у него.
— Реб Шлойме, сделайте доброе дело. А Всевышний за это непременно вам поможет. Вы спасете меня от ужасного греха!
— Не возьму.
— Я приказываю вам: берите часы!
Йойхенен знал, что он не должен так говорить. Какое право он имеет приказывать? Но реб Шлойме оказался уж очень упрямым, иначе его не убедишь. Йойхенен мысленно молился, чтобы тот все-таки согласился взять часы. У реб Шлойме тряслись руки.
— Ребе, но это же так… Ребе — настоящий праведник. Великий праведник!
— Пожалуйста, реб Шлойме, не говорите такого. Мне нельзя иметь их по Закону. Наши мудрецы дольше чем на сутки не оставляли у себя ни одной мелкой монетки, а у меня лежат деньги, золото. Эти часы могут спасти человека, а для меня это всего лишь игрушка. Вот часы, на стене, на что мне еще эти? Возьмите, и Всевышний непременно вам поможет. Требую у вас только одного: никому не рассказывать, а то начнутся разговоры.
— А жене можно?
— Лучше не надо.
— Кому-нибудь все-таки придется рассказать.