– Денни.
Положив руку на шею коня, он остановил его легким движением и ждал. Эрин почувствовала, что слишком погорячилась, и ей стало стыдно, ведь она чуть было не стала обвинять Денни в несчастье с Тревором.
– Не так легко воспитывать ребенка, – сказала она, – я стараюсь изо всех сил, но понимаю, что иногда слишком сильно натягиваю поводья.
– Это извинение? – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Вероятно, тебе не следует просить прощения в одиночку.
Замотав уздечку за верхнюю планку изгороди кораля, Денни вернулся к ней в более мирном настроении. Они услышали, как Мег, зовя их к обеду, один раз прозвонила у дома в железный треугольник, и звук повис в тишине, так как она, по-видимому, увидела их вместе.
– Эрин, я тоже часть его жизни.
– Надолго ли? До завтрашнего утра? – Она выдержала его оскорбленный взгляд. – Как только Тимми привыкнет к тебе, ты уедешь. Родео – вот что влечет тебя, Денни.
– Да, это так, – согласился он, не отводя глаз.
– А я не мыслю себя без этого ранчо, твоей семьи, магазина. Каждый из нас предпочитает свое, не так ли? Ты не хочешь бросить родео, а я не хочу уезжать отсюда. Вот почему наша семейная жизнь никогда не складывалась.
– Она складывалась просто замечательно…
– Где? В постели?
– Неплохое начало, конечно, но мы были друзьями еще до того, как когда-то оказались в постели друг с другом, хорошими друзьями.
– Тогда, быть может, нам не следовало никогда… спать вместе, – с трудом выговорила Эрин, – потому что теперь мы перестали быть друзьями.
– Это ты прогоняешь меня, Эрин.
– Ты сам хочешь уехать.
– И каждый раз, когда я возвращаюсь, ты снова прогоняешь меня.
Эрин прикрыла глаза. Она так его любила, а он вынуждал ее быть с ним холодной, бесчувственной, словно они враги.
– Вероятно, легче сказать, чтобы ты уехал, чем постоянно ждать тебя.
– Я думал, что когда родился Тим…
– Тебя там не было!
Денни взглянул на нее, потом на Кемосабе, переступавшего с ноги на ногу у ограды, и пошел к изгороди.
– Ты меня удивляешь, – сказал он, отвязывая уздечку и открывая ворота, – но если у тебя плохо с памятью, я напомню. Однако, я думаю, ты все же права: задушевного разговора у нас никогда не получалось. – Он вывел лошадь на пыльный двор. – Скажи маме, я приду, как только отведу Сабе на пастбище и подброшу ему в корыто корм на вечер.
Эрин смотрела, как они шли – мужчина и лошадь. Величественные животные, подумала она, оба одинокие и усталые, Денни слегка прихрамывал – значит, он все еще чувствовал боль, и конь тоже двигался с осторожностью.
Пройдя всего несколько шагов, Денни повернулся и заставил лошадь сделать небольшой круг, так что они оба оказались лицом к Эрин.
– Ты сходишь с ума не из-за того, что Тимми сидел на этой лошади, ты прекрасно знаешь, что она не обидит мальчика. – От его потемневшего пристального взгляда Эрин захотелось убежать. – Могу держать пари, ты сходишь с ума из-за вчерашнего вечера и из-за своих воспоминаний о нашей широкой постели, теперь такой одинокой.
Лучи заходящего солнца поблескивали на пестрой черно-белой шкуре лошади и темных волосах человека; Денни погладил шею коня, потом прижался к ней щекой. Мег, позабыв выключить горелку, на которой стояла пароварка с брокколи, и не обращая внимания на то, что голодна, прижав руку к животу, смотрела из кухонного окна на пастбище напротив, где ее сын прогуливал лошадь, и не могла оторваться, пока ее не позвал Тим.
– Бабушка, ужин подгорает.
Тимми сам накрыл стол, положив ножи слева, вилки справа и совершенно позабыв про ложки, и теперь сидел за кухонным столом, склонившись над цветным карандашным рисунком, лежавшим рядом с его тарелкой, а в лице его не было ни кровинки.
– Мама с папой ссорятся, – пожаловался он Мег.
Сопротивляясь настойчивому желанию расспросить его, она похвалила внука за сервировку стола, дала ему пачку чистой бумаги и цветные карандаши, выключила горелку на плите, отставила кастрюлю, достала из буфета миску, нарезала в нее свежие овощи и зелень, добавила изрядную порцию масла, выжала немного лимонного сока и решила, что один вопрос вполне уместен.
– Вы с папой хорошо провели сегодня день?
