За воротами Романа ждала машина. Шофер, молодой парень в ковбойке и техасах с цветной нашивкой на правом заднем кармане, скучающе ходил вокруг «Волги» и волосяным ежичком смахивал пыль. Машина была старая, первых выпусков, но блестела плоскостями и сверкала бамперами — куда там новой. Юрка, сын Аграфена, любил технику. Уважал он и Романа и его супругу Римму Семеновну. А в их дочь Ритмину он был влюблен. Эта его любовь и освещала ему жизнь, и старая «Волга» из казенной вещи превращалась в сказочный кораблик, почти уже семейный.
Папа Аграфен был доволен судьбой сына. И хотя он не очень верил, что породнится с директором, Аграфен был трезвым человеком, но то, что машина успевала обслуживать чуть ли не наравне и его, Аграфеновы, нужды, вполне устраивало и радовало. А попробуй при деревенском хозяйстве — Аграфен жил в пяти километрах от города, — обойтись без колес?
Роман Григорьевич шел к машине, а Юрка взглядом как бы мел перед ним дорогу. Взглядом же он открыл перед ним дверь, потом закрыл, попробовал, прочно ли держит замок. Бывает, он, не доверяя глазам, встанет, обежит машину и проверит дверцу уже не взглядом — рукой. Но сегодня дверца, кажется, прикрыта надежно. Когда у Романа неприятности, он делается сосредоточенным и каждый шаг его осмотрителен, каждое слово на вес золота — молчит. Сегодня у него, должно быть, неприятности. Он и дверь прикрыл как следует, и сказал лишь одно слово:
— В Заболотье…
В Заболотье жила семья Романа. Года три назад он по дешевке купил там дом, привел его в порядок и по летам — с ранней весны и до поздней осени — Юрке приходилось каждый день совершать рейсы туда и обратно. Поездки были не тягостны: дорога — катись не накатишься, да к тому же на пути папин дом. Папа был тактичен, никогда не напрашивался в попутчики. Зато в свободное время машина оставалась в полном его распоряжении.
Они проскользнули набережной Хлынки, выскочили на мост через Шумшу, свернули налево и берегом понеслись сквозь Сосновый бор. До Заболотья каких-нибудь тридцать километров. Разве это дорога?
Шумша пришла к Новограду с востока. Последний отрезок ее пути был почти прямой — будто она спешила к городу и не оказалось у нее времени петлять по своей пойме. Правый берег зеленел лугами, а левый поднимался длинной грядой увала, на склоне которого и облюбовали себе место для поселения древние жители здешних мест. Тут и отстроился Новоград.
Миновав город, Шумша как бы заартачилась — не захотелось ей бежать дальше, и она круто повернула на юг, желая омыть город с другой стороны, но увал ревниво берег полевой разлив и отогнал Шумшу, прижал ее к песчаным косогорам, поросшим вековой сосной. Тут и начала метаться Шумша. Уже на людской памяти она не раз меняла свое русло, то старалась приблизиться к городу с западной стороны, то, обиженная его равнодушием, уходила дальше, оставляя на земле отметины своей неукротимой страсти: старицы, забитые осокой озера, заболоченные низины. Иные из озер были так древни, что жили уже своей самостоятельной жизнью, другие, помоложе, еще питались живой материнской водой. На берегу такого озера и стояло село Заболотье.
Роману дом понравился с первого погляда, и он уже не расстался с ним. И то, что в Заболотье случилась та давняя история с иззябшей на ветру и морозе девчонкой Варей, и в голову не пришло. Да и дома того уже и след простыл и не сразу вспомнишь, в каком порядке стоял он: то ли в нижнем, у самого озера, то ли в верхнем, по косогору. Но он был, был, и от этого Роману Григорьевичу никуда теперь не деться. Но почему сегодня он едет туда с такой мукой? Варя разбередила память? Конечно, разбередила. Надеялся опереться на ее плечо, поискать помощи? А что случилось?
