Но это совсем не то. А то, что было описано в многочисленных книгах, тоже не подходило Наноку — слишком возвышенно. А может быть, любовь тем и хороша, что у каждого она своя, не похожая на другие?
С этой мыслью Нанок уснул и едва не проспал отход судна.
Спускаясь на причал, Нанок смотрел на противоположный берег бухты, словно мог увидеть на таком расстоянии Зину.
Погода была солнечная, тихая. Нанок остался на палубе. Медленно проплывали скалистые берега, исполосованные белым снегом, остававшимся все лето. Снежные языки спускались по долинам к морю. Нанок представил, какой там снег — крупнозернистый, плотно слежавшийся, вкусный. Наскребешь жестяным ковшиком полное ведро и поставишь на солнце. Через несколько часов образуется необыкновенно вкусная вода, которую хочется пить и пить…
Пустынные берега. На многие километры тянулась галечная гряда, отмеченная выброшенной волнами и уже засохшей морской капустой, ракушками, обломками дерева, целыми древесными стволами, принесенными из теплых краев.
— Товарищ пассажир, — услышал Нанок над ухом. Молоденький парень обращался к нему. — Капитан зовет вас на чашку чая.
Нанок пошел вслед за матросом.
Капитанское помещение состояло из двух отделений — небольшой каютки и закуточка с наглухо привинченной койкой. Нанока встретил высокий худой пожилой человек. Он пожал руку и представился:
— Кузовкин Тихон Иванович.
— Нанок Максим.
— Садитесь.
На маленьком столике пыхтел электрический самовар, стояли чашки, печенье, белый хлеб, немного красной икры и сливочное масло.
В глазах капитана бегали веселые искорки, губы его подергивались в улыбке. Он внимательно оглядел Нанока и вдруг сказал, намазывая масло на хлеб:
— Не понимаю нашей рекламы! Однажды я прочитал в «Вечернем Ленинграде» такое: «Покупайте маргарин, он изготовляется из лучших сортов сливочного масла!». Зачем переводить лучшие сорта сливочного масла на маргарин? Какая в том логика?
— Вы бывали в Ленинграде? — обрадованно спросил Нанок.
— Я там, между прочим, живу, — ответил капитан. — На Васильевском острове. Шестнадцатая линия. В нашем доме и милиция, и баня. Не бывали там?
— Вообще-то бывал на Васильевском, но до Шестнадцатой линий не доходил.
Капитан придвинул Наноку чашку, масло.
— Слышал я, что вы научный сотрудник Анадырского музея…
Нанок, отхлебнув чаю, молча кивнул.
— Хорошо, — произнес капитан. — Бывал я в вашем музее. И в старом домике, и в новом. Но и новое здание для вас маловато. Я ведь знаю, что говорю: история советской Чукотки, можно сказать, перед моими глазами прошла. Я тут плаваю с двадцать шестого года. Давно на пенсии, а тянет, сил нет сопротивляться. Вот теперь командую этой шхуной. Конечно, после ледоколов «Маяк» не бог весть какое судно, но все же… У него есть и свои достоинства. Помню, в позапрошлом году мы работали в море Бофорта, у Канадского архипелага. Потеряли винт. Понесло нас течением прямо в чужие территориальные воды. Что делать? Пришлось вспоминать старое — достали парус, поставили и поплыли к себе, в бухту Провидения. А по радио слышим такой разговор: «Появился парусник в арктических водах!» И тут началось: над нашими мачтами повисли самолеты и вертолеты… Да, вот такие приключения… Наливайте чай, не стесняйтесь. Вы чей же сын?
— Анахтыкака, — ответил Нанок. — Мы жили в Наукане, а сейчас в Нунямо.
— Поразительное селение было Наукан! — оживился капитан. — Пока поднимаешься к жилищам, три пота с тебя сойдет. Зато какой вид оттуда — весь Берингов пролив как на ладони!
— Я только что побывал там, — сказал Нанок.
— Грустно, должно быть, вам, — заметил капитан.
Нанок молча кивнул.
— Героический вы народ — эскимосы, — после недолгого молчания продолжал капитан. — Я ведь с вашим народом познакомился в тысяча девятьсот двадцать шестом! Вон когда еще! Мне и шестнадцати не было, и плавал я юнгой на пароходе «Ставрополь». Как он держался на воде, да еще осмеливался ходить через льды, — непонятно! Но так было. Георгий Алексеевич Ушаков, вы, наверное, о нем слышали, — Нанок кивнул, — шел тогда с экспедицией на остров Врангеля. В те времена на этот остров зарились англичане и американцы. Они даже пытались основать поселение, но неудачно. Там все повымерли, кроме эскимоски Ады Блекджек. Ушаков правильно тогда решил, что на острове могут существовать только те, кто знает, что такое жизнь в Арктике. Решено было набрать добровольцев в Провидении. В те годы здесь было довольно большое эскимосское селение. Долго уговаривали. Рассказывали о тамошних моржовых лежбищах, охоте… Первым согласился переехать Йерок. Он был настоящий вожак общины, а за ним потянулись и остальные. Вот так началось освоение острова Врангеля. Два дня мы не могли подойти к острову — мешали льды, но потом все же прорвались, встали на якорь в бухте Роджерса.
