Затем, не отходя от прилавка, этот же промышленник отбирает нужные вещи. Аксенов отмеривает, отвешивает. Выдает ордера на склад, где отпускаются оптовые товары. Закончив таким образом с одним, переходит к следующему, по очереди.
Пепеляев производит отпуск из склада. У него идет преимущественно десятками кило и на круглые суммы: хлеб, мука, соль, масло, кожи, табак, чай, сушка, мережа, капканы.
Вася накачивает в бутыли, бидоны и фляги керосин, носит кули, прибирает на чердак закупленное сырье.
Работа идет беспрерывным темпом до вечера. Иной раз некогда пообедать. Садимся за стол вместо обычных 5 часов — в 9—10.
В кармане у каждого из нас индивидуальный договор, заключенный с представителем с.-х. отдела Комсеверпути. Там: ясно сказано: „В виду невозможности по условиям полярной работы и обычаям туземцев установить твердое рабочее время на каждый день, таковое устанавливается в 192 часа в месяц, т. е. 24 рабочих дня, и может быть изменяемо в поденных нормах и интересах дела, но с таким обязательным правилом, чтобы средняя месячная выработка не превышала 192 часов“.
По поводу этого пункта и вообще отдыха у нас уже происходили жаркие дебаты на коллективных собраниях. Вахмистров утверждал, что некоторая перегрузка горячего сезона будет компенсирована длительным отдыхом в мертвые месяца полярной зимы — особенно полярной двухмесячной ночью.
Как профуполномоченный коллектива, я все же иной раз задумываюсь над этим вопросом, и мне кажется, что с.-х. отделу следовало бы потолковее и поосторожней составить текст договора.
Лишь в дни большого ненастья сутолока фактории замирает. Туземцы сидят по чумам, у нас пусто. Женщины пользуются этими днями для уборки и подчистки, стирки и мытья.
Иметь постоянные сношения с туземцами и одновременно соблюдать чистоту — штука весьма тонкая, требующая большой бдительности.
Меня стараются уверить, что туземцы абсолютно некультурны, не доросли до осознания гигиены, санитарии и т. п. — требуется просветработа.
Мне же кажется, здесь вопрос и не так прост, и несколько ошибочно трактуется.
Не „некультурны“ ненцы, а культура их не похожа на нашу — самобытна и своеобразна. К какой бы то ни было гигиене или санитарии не приспособлены еще те условия существования, в какие они втиснуты. Девять месяцев в году здесь зима или полузима. Туземцы кочуют в своих чумах, и чтобы добыть воду, растапливают зачастую снег в чайнике или котелке на скупом огне костра. Недостаток топлива — острейший вопрос, проходящий красной нитью не только через всю жизнь полярного кочевника, но и через всю историю этого племени. Огня, тепла, топлива нехватало во все бесконечные века этим людям. Они в состоянии добыть горячей воды только тот крайний минимум, какой необходим для пищи и питья. Им нечем стирать или мыть, и поэтому — только поэтому! — быт его уложился так, что стирать нечего, а мыться не к чему. Это продиктовано об’ективными условиями.
Даже в разгар лета вода в полярных озерах, реках и морях так холодна, что купаться нельзя.
Разумеется, культура полярного туземца стоит не слишком высоко, а в отраслях техники, литературы и т. п. — в стадии зачаточной. Однако, есть отделы искусств, в которых ненцы достигли высокого совершенства. Например, подбой мехов в своеобразных рисунках и узорах, выделка одежды и обуви в разных стилях, относящихся к различным эпохам их народной истории.
Это не „бескультурье“, а именно культура такова, что неизбежны и неистребимы вши. Они ловят их, не стесняясь ни своих людей, ни чужих. И опять-таки „стиль“: поймает и прикусит зубами. „Она меня ест, а я ее грызу!“ Так сказать, вышибают клин клином. Меховая малица и штаны одеваются на голое тело и не снимаются круглый год — естественно, воняет жестоко и терпко…
Нам туземные навыки не все подходящи. Когда на пару дней фактория свободна от гостей — мы спешим подчиститься, вымыться, переменить белье. Как-то подозрительно почесывается под рубашкой. И это не только от мнительности. Я не раз, после близкого соприкосновения с туземцами, находил на белье и одежде матерых зверей. Им лишь чуть-чуть дай повадку, ослабь наблюдение — расплодятся в два счета.
