Каково же было его изумление, когда еще через несколько месяцев пришла открытка с уведомлением об утверждении диссертации. Тут он, уже повеселевший, снова позвонил в ВАК, чтобы понять, в чем дело, тем более что, судя по газетам, ничего в политике нашей страны не изменилось. Оказалось, что одна из машинисток ушла в декретный отпуск, и на стуле, на котором она сидела, обнаружили диссертацию Т. М., завернутую в газету. Как известно, в те времена офисных кресел не было, машинистки сидели на обычных стульях и чтобы было удобней печатать, подкладывали под попу что-нибудь пообъемней, в данном случае это была диссертация Т. М.
Я всегда говорил, что антисемитизм в нашей стране — наветы врагов!
В советские времена при поездке в командировку за границу, конечно, наряду с научными контактами, главной задачей была экономия выдаваемой валюты, с тем чтобы можно было купить то, чего в стране не достать. А это значило, что питаться надо было всухомятку, и лучшим средством была сухая колбаса.
В 1989 г. мы с А. Н. Выставкиным полетели в Пекин на большую международную конференцию «КАМАК-1989». Странным образом Китай считался капстраной, и гостиничные и суточные выдавали долларами. Когда мы, получив паспорта и имея билеты, бросились за вышеназванной сухой колбасой, оказалось, что достать ее вообще невозможно. Единственное, что оказалось доступным — китайская тушенка «Великая стена». И когда мы распаковали в гостинице чемоданы, выяснилось, что каждый из нас привез по пять банок «Китайской стены». Ely и, конечно, по две разрешенных бутылки водки.
Конференция проходила в том же отеле, была очень представительной, приехали специалисты из многих стран. В программе конференции было написано: «Перерыв на обед» (по-английски — Launch). Опасаясь, что за обед придется платить, мы с А. Н., когда объявили перерыв, поднялись в номер, открыли банку тушенки, налили естественно по пятьдесят грамм и приготовились чокнуться. Вдруг звонит телефон, и нам говорят по-английски: «Просим русских гостей спуститься в ресторан на обед». Мы, сославшись на разницу во времени, отвечаем, что для нас еще слишком рано обедать. Кладем трубку, выпиваем за успехи и поддеваем по куску тушенки. Опять звонок: «Просим русских гостей спуститься в ресторан на обед». Я думаю, что китайцы, конечно, поняли, что мы пытаемся сэкономить, но анекдота про «Халява, плиз» они не знали. Я отвечаю: «Мы неважно перенесли перелет, и есть, мол, не хочется». Снова выпиваем и закусываем тушенкой. Картина повторяется снова. Памятуя о китайской настойчивости, мы сдаемся и спускаемся в ресторан. О, позорище! Зал примерно на пятьсот человек, все столы заняты, кроме стола с советским флажком и, справедливости ради, с польским флажком. Поляки тоже оказались жлобами. В общем, обеды были бесплатными, и большую часть банок с тушенкой мы привезли домой в Москву. Получается, что тушенка почти совершила кругосветное путешествие: сначала из Китая в Москву — 12 тыс. км, из Москвы в Пекин еще 12 тыс. км. Ну и снова в Москву. Итого 36 тыс. км.
Помнится из уроков географии, что длина экватора 40 тыс. км.
В детстве я, как многие дети, довольно часто болел. И как это было принято в интеллигентных семьях, при серьезных заболеваниях родители приглашали «частных» врачей. Причем этих врачей рекомендовали своим родным и знакомым, и получалось, что все мы лечились у одного врача. Так вот, в течение долгого времени в качестве такого «межсемейного врача» выступала Нина Ивановна Знаменская. Это была статная женщина с красиво уложенной прической. В те времена врач, приходя к больному, первым делом мыл руки, и поэтому для него заранее готовилось чистое полотенце. При начале осмотра врач просил дать чайную ложечку, чтобы осмотреть горло, требуя высунуть язык и сказать «А-а-а-а!». Поэтому чайную серебряную ложечку тоже держали наготове и подносили на блюдечке. Впрочем, также себя вели и районные врачи с той разницей, что обычно сильно торопились, в отличие от частных. Времена меняются, и когда я последний раз вызывал к теще врача, эта симпатичная молодая докторесса рук не мыла, а попросила дать ей бахилы!
