Поля крови. Религия и история насилия - страница 76
Одна из несомненных причин популярности Церкви состояла в ее благотворительной деятельности. К 250 г. церковь Рима ежедневно кормила 1500 нищих и вдов, а во время эпидемии или волнений ее клирики зачастую были единственной группой, способной организовать поставки еды и похоронить покойников. В то время, когда императоры были погружены в заботу о границах и, казалось, забыли о городах, Церковь упрочила свое присутствие в городской среде{705}. Однако в условиях социальных неурядиц Церковь начинала восприниматься властями как угроза. Христиан стали чаще арестовывать и казнить.
Скажем несколько слов об идеале мученичества. В наше время он опасно и извращенно связывается с насилием и экстремизмом, однако христианские мученики были жертвами имперских гонений и никого не убивали. Память о преследованиях будет очень значимой для Церкви и во многом сформирует христианское мировоззрение. Однако до кризиса III в. официальных крупномасштабных гонений не было: лишь спорадические местные вспышки враждебности. И даже в III в. по-настоящему активные гонения на христиан продолжались всего десять лет{706}. В аграрной империи правящая аристократия спокойно относилась к тому, что у подданных иная вера. Однако со времен Августа почитание римских богов считалось важным для благополучия империи. Полагали, что Pax Romana опирается на Pax deorum («мир, посланный богами»): в ответ на регулярные жертвоприношения боги обеспечивают безопасность и процветание державы.
И когда над северными границами империи нависла угроза со стороны варварских племен (250 г.), император Деций велел всем своим подданным – под страхом смертной казни – принести жертву его Гению, чтобы снискать благоволение свыше. Этот указ не был направлен против христиан. Более того, осуществить его было сложно, и едва ли власти старались найти и наказать каждого, кто не появился на официальном жертвоприношении{707}. Когда на следующий год Деция убили в бою, эдикт отменили. Однако в 258 г. Валериан стал первым императором, который начал гонения непосредственно на Церковь. Он приказал казнить клириков и конфисковать собственность высокопоставленных христиан. Но опять же казнили, видимо, немногих, а два года спустя Валериан попал в плен к персам и там умер. А его преемник Галлиен отменил эдикт, и христиане получили 40 лет мира.
Понятно, что Валериана беспокоила организационная сила Церкви, а не ее верования и ритуалы. Церковь была новым феноменом. Христиане воспользовались отличной системой имперских коммуникаций, чтобы создать институт с таким единством структуры, какого даже и не пыталась добиться ни одна из вышеупомянутых традиций. Каждой церковью руководил епископ (блюститель). Считалось, что его власть восходит путем преемства к апостолам Иисуса. Епископу помогали пресвитеры и дьяконы. Сеть таких общин, почти идентичных, стала чуть ли не империей внутри империи. Епископ Ириней Лионский (ок. 130–200 гг.), желавший создать ортодоксию, исключающую агрессивных сектантов, говорил, что у Церкви есть единое правило веры, ибо епископы унаследовали свое учение непосредственно от апостолов. Это не только новая идея, но и чистейшая фантазия. Из посланий Павла видно, что его отношения с учениками Иисуса нельзя назвать идеальными, а его учение было несколько иным, чем у Иисуса. У каждого из синоптиков есть своя специфика, а Иоаннов корпус отличается от любого из них; кроме того, имели хождение и другие Евангелия. Когда христиане, в конце концов, сформировали библейский канон (между IV и VI в.), под одной «обложкой» оказались авторы с разными точками зрения.
К сожалению, в христианстве возникло слишком сильное стремление к интеллектуальному единству: такой идеал осуществить было невозможно, и он был чужд другим религиозным традициям. Скажем, раввины никогда не пытались создать единый центральный авторитет: ни один раввин и даже Бог не диктовал иудеям, каких теорий придерживаться{708}. Будда резко отвергал концепцию религиозного авторитета. Понятие о едином правиле веры и структурированной иерархии было незнакомо многообразным традициям Индии. Китайцы старались видеть плюсы во всех великих учителях, сколь угодно разных.