Поля крови. Религия и история насилия - страница 126
В своем первом сочинении о крестьянских войнах Лютер пытался быть объективным, обличив «обманы» и «разбой» знати{1111}. Однако он считал, что крестьяне зря смешали религию с политикой. Мол, уж раз выпало на долю страдать, пусть и страдают – по Евангелию, подставляют другую щеку, мирясь с потерей жизни и имущества{1112}. Крестьяне дерзновенно утверждали, что Христос сделал всех людей свободными. И это мнение перекликается с новозаветным учением. Однако на Лютера оно не произвело впечатления. Он писал: «Мирское царство не может существовать без неравенства лиц, когда одни свободны, а другие сидят в тюрьме; одни господствуют, другие подчиняются»{1113}. И призывал князей использовать все средства, чтобы заткнуть рот крестьянским агитаторам:
Пусть всякий, кто может, бьет, убивает и колет, скрыто или открыто, помня, что нет ничего более ядовитого, пагубного и бесовского, чем восстание. Это словно убить бешеного пса: если его не поразить, он поразит тебя, а с тобой и всю землю{1114}.
По мнению Лютера, бунтовщики – орудия дьявола. Убивать их даже милосердно, ибо это избавляет их от сатанинских уз.
Это восстание угрожало всей социальной структуре, а потому было жестоко подавлено: возможно, погибло около 100 000 крестьян. Кризис стал зловещим признаком нестабильности государств в эпоху, когда традиционные представления уже повсюду отвергались. Реформаторы призывали опираться только на Библию, но обнаруживали, что Библия может оказаться опасным оружием, если попадет не в те руки. Начав читать Библию самостоятельно, люди видели вопиющие противоречия между учением Иисуса и церковными, а также политическими обычаями. Большую смуту сеяли анабаптисты («перекрещенцы»): буквальное истолкование Евангелия заставило их осудить такие институты, как Священная Римская империя, городской совет и торговая гильдия{1115}. Когда голландские анабаптисты захватили власть в Мюнстере на северо-западе Германии (1534 г.), они разрешили многоженство и запретили частную собственность. Тогда католики и протестанты наконец выступили единым фронтом, усмотрев здесь политическую угрозу, причем угрозу тем более опасную, что подобные обычаи могли воспринять другие города{1116}. На следующий год мюнстерские анабаптисты были перебиты совместными католическими и протестантскими отрядами{1117}.
Мюнстерская катастрофа и крестьянские войны повлияли на отношение других правителей к религиозным диссидентам. Ранее в Западной Европе «ересь» была больше политическим, чем религиозным, вопросом и подавлялась жестоко, ибо угрожала общественному порядку. Лишь очень немногие представители элиты считали неверным преследование и казнь «еретиков», которых убивали не столько за взгляды, сколько за то, что они делали (или отказывались делать). Однако с Реформацией появился принципиально новый акцент на убеждения. Доселе среднеанглийское понятие beleven (подобно греческому pistis и латинскому credo) означало «верность». Теперь же его все чаще понимали как интеллектуальное согласие с теми или иными доктринами{1118}. С ходом Реформации стало важным объяснять различия между новой и старой религией, а также между различными протестантскими сектами. Поэтому появились списки обязательных «верований»: «Тридцать девять статей», «Ламбетские статьи», «Вестминстерское исповедание» и т. д.{1119} Не отставали и католики, затеявшие Контрреформацию. Тридентский собор (1545–1563 гг.) разработал катехизис с четкими и стандартными формулировками.
Вероучительные разделения, порожденные Реформацией, сыграли особенно большую роль в государствах с сильной централизованной властью. Доселе у традиционного аграрного государства не было ни возможностей, ни (обычно) желания руководить религиозной жизнью низших классов. Однако монархи, желавшие абсолютного владычества, создали государственную машину, которая позволяла более тщательно контролировать жизнь подданных. Постепенно доктринальная правильность стала критерием политической лояльности. Английские короли Генрих VIII (1509–1547 гг.) и Елизавета I (1558–1603 гг.) преследовали католиков не как отступников от христианства, а как государственных изменников. В свою бытность лорд-канцлером при Генрихе VIII Томас Мор выносил суровые приговоры политически опасным еретикам, а сам сложил голову на плахе за отказ согласиться с «Актом о супрематии», который делал Генриха VIII главой церкви Англии
