Поля крови. Религия и история насилия - страница 114

. Однако оба правителя неправильно рассчитали настроения масс: мусульмане уже видели в Западе безжалостного врага, а христиане считали более важным сражаться с мусульманами, чем отвоевывать Иерусалим. В марте 1229 г. Фридрих сам возложил на себя корону иерусалимского короля в храме Гроба Господня, поскольку ни один священник не решился проводить эту церемонию для отлученного. Рыцари Тевтонского ордена империи гордо заявляли, что эта церемония сделала Фридриха наместником Божьим на земле и что отныне он, а не папа, стоит «между Богом и человечеством и избран править всем миром»{1016}. К данному моменту политическое влияние крестовых походов на события в Европе казалось уже более важным, чем политика на Ближнем Востоке.

Христиане снова потеряли Иерусалим в 1244 г., когда по нему прошлись хорезмийские турки, бежавшие от монгольских войск. Монголы представляли серьезную угрозу и христианскому, и исламскому миру. Между 1190 и 1258 гг. орды Чингисхана покорили северный Китай, Корею, Тибет, Центральную Азию, Анатолию, Россию и Восточную Европу. Если правитель отказывался склонить выю, его города разорялись, а подданных ожидала гибель. В 1257 г. Хулагу, внук Чингисхана, перешел реку Тигр, захватил Багдад и казнил аббасидского халифа. Затем он уничтожил Алеппо и занял Дамаск, который сдался и разрушен не был. Поначалу французский король Людовик IX и папа Иннокентий IV рассчитывали обратить монголов в христианство и их руками разорить ислам. Однако вышло так, что мусульмане спасли от монголов прибрежное государство крестоносцев, а возможно, и западный христианский мир. Впоследствии же монгольские правители, основавшие государства на Ближнем Востоке, обратились как раз в ислам.

В 1250 г. группа мамелюков свергла султана из династии Айюбидов. Десятью годами позже выдающийся мамелюкский военачальник Бейбарс нанес монголам поражение в битве при Айн-Джалуте (Галилея). Однако монголы покорили множество мусульманских земель в Месопотамии, горах Ирана, бассейне Амударьи и Сырдарьи, а также Волги, где основали четыре больших государства. Жестокость монголов не была вызвана религиозной нетерпимостью. Они признавали все религии, а покоряя очередную область, обычно сохраняли местные традиции, поэтому к началу XIV в. монгольские правители всех четырех государств обратились в ислам. Однако монгольская аристократия все еще ориентировалась на «Ясу» – военный кодекс Чингисхана. Многие из их мусульманских подданных были поражены блестящим двором монголов и очарованы новыми владыками. Но во время опустошений погибло столько достижений мусульманской науки и культуры, что некоторые законоучителя постановили: «Врата иджтихада (независимого мышления) закрылись». Это крайний вариант консервативной тенденции аграрной цивилизации, которая не имела экономических ресурсов для широкомасштабных инноваций, ценила социальный порядок больше оригинальности и полагала, что культура столь тяжело достается, что важнее всего сохранять обретенное. Сужение горизонтов не было вызвано внутренней динамикой ислама, а представляло собой реакцию на страшную агрессию монголов. Другие мусульмане реагировали на монгольские завоевания совершенно иначе.

Мусульмане всегда были готовы учиться у других культур и в конце XV в. многому научились у наследников Чингисхана. Османская империя в Малой Азии, Ближний Восток, Северная Африка, империя Сефевидов в Иране, Могольская империя в Индии будут построены по монгольскому военному образцу и станут самыми высокоразвитыми государствами своего времени. Однако монголы нечаянно спровоцировали и духовное возрождение. Вспомним хотя бы судьбу Джалаладдина Руми (1207–1273), одного из самых читаемых ныне мусульман на Западе, который бежал с семьей от монгольских войск, перебрался из Ирана в Анатолию и основал новый суфийский орден. В его философии заметно ощущение бесприютности и разлуки, но Руми также был очарован размахом монгольских владений и призывал суфиев исследовать безграничные духовные горизонты, открывая сердце и ум иным верованиям.

Да, на одну и ту же травму люди реагируют по-разному. Еще одним средневековым мыслителем, широко известным в наши дни, был воинственный ученый Ахмад Ибн Таймия (1263–1382). Он также был беженцем, но, в отличие от Руми, монголов на дух не переносил. Даже монголов, обратившихся в ислам, он считал «кафирами» (неверными)