Это был не вопрос, а утверждение. Голос Джервейса звучал как бы издалека, но Элизия услышала его и поняла, что ей ничего не остается, как поддержать разговор. Она даже обрадовалась возможности отвлечься от неприятных мыслей.
– Марк провел большие изменения. И обещал, что это еще не все.
Она, не думая, вслед за Джервейсом назвала этого человека просто по имени. Тут же, испугавшись недовольства жениха, прикусила себе язычок, но обнаружила, что Джервейс даже не заметил ее оговорки.
Услышав ответ Элизии, Джервейс резко вздернул подбородок, словно получил неожиданный удар.
– Что он сделал?
Склонив на бок темную головку, Элизия с любопытством наблюдала, как Джервейс реагирует на ее рассказ.
– Он лишил Данстана поста управляющего и, объявив о намерении раздать его имущество людям, забрал все им нажитое, за исключением одежды, оружия и одной лошади.
Это нанесло серьезный урон замыслу Джервейса. Но приготовившись к самому худшему, он даже и бровью не повел. Он задал следующий важный вопрос, заранее не сомневаясь в ответе, потому что иначе управляющий давно бы уже нашел пристанище у него в Келби-Кип:
– Марк выдворил Данстана из имения?
– Нет, – тут же ответила Элизия. – Ида сказала Мне, что у Данстана была возможность выбрать – или уехать, или остаться в качестве простого стражника в подчинении нового лорда или его капитана.
– И Данстан предпочел остаться. – Джервейс Уверенно кивнул с кривой улыбкой.
Он давно считал, что алчность Данстана – признак слабой воли, и опасался, что в трудную минуту этот человек может подвести. К счастью, своим поступком Данстан доказал, что сомнения Джервейса были несправедливы.
Элизия заметила в глазах Джервейса странный блеск, как будто он чем-то был доволен. Ей сразу стало как-то не по себе, и она принялась переминаться с ноги на ногу.
Джервейс понял, что деловые соображения увели его слишком далеко за ту черту, через которую не следовало переступать в отношениях с Элизией. И хотя такой просчет с его стороны был неприятен, он обрадовался, что теперь сможет сделать первый шаг, чтобы препятствовать вмешательству Марка в дела Рокстона.
– Если мы хотим пожениться, – Джервейс изобразил на своем суровом лице глубокую озабоченность, – нам нужно найти какой-то способ, чтобы избавиться от препятствия, которое Марк воздвигнет между нами.
Элизия широко распахнула карие глаза, почувствовав вдруг, что все внимание Джервейса опять принадлежит ей. Наконец он заговорил о личных делах, но был ли их союз в его глазах действительно личным делом или просто деловым соглашением? У нее закралось новое неприятное подозрение, что для него брак с ней – всего лишь тягостная обязанность, необходимая для достижения какой-то важной цели.
Элизия резко встряхнула головой, чтобы отбросить предательские мысли, которые, как она сказала себе, должно быть, явились частью ловушки, расставленной Черным Волком, чтобы убрать ее с дороги.
Чтобы скрыть от Джервейса свои неоправданные сомнения, Элизия ослепительно улыбнулась и с наигранной деловитостью спросила:
– Скажи мне только, что я должна сделать.
Довольный, что Элизия легко приняла его доводы, Джервейс одобрительно улыбнулся ей в ответ.
– Я должен подумать. Но теперь, когда я знаю, что произошло в замке, я найду способ и буду как можно чаще приходить на эту поляну на рассвете. Приходи повидаться, когда будешь твердо уверена, что за тобой не следят чьи-то любопытные глаза.
После этого напутствия и еще одного пожатия маленьких ручек Джервейс отправился восвояси, радуясь возможности обдумать послание, которое требовалось отослать немедленно. Ему было крайне необходимо знать, что затеял Марк вместе со своим королем, но он понимал, что это можно выведать только со временем и при помощи опытных шпионов. Но достаточно ли скоро? И будет ли его безжалостный повелитель таким же терпеливым?
Глядя вслед Джервейсу, Элизия почувствовала смятение, которое посчитала отвратительным. Потом она подняла упавший лук и вышла на тропинку, ведущую к замку и опасному человеку, который ее там ждал. С каждым шагом по той же тропе с примятой травой и сломанными веточками, которую она проложила идя сюда, образ темноволосого чужака становился все яснее, и неуверенность Элизии усиливалась.
