– Есть ключ на старт! - четко отозвались из «мейлервагена». Пошел набор схемы запуска ракеты в комплексе со стартом. На матовом стеклянном прямоугольнике вспыхнуло: «Ключ на старт!».
– Дренаж!
Белое облако кислородного пара исчезло: закрыли дренажные клапаны. Начался наддув баков.
– Первая продувка!
– Есть наддув боковых блоков.
– Есть наддув центрального блока.
– Есть полный наддув!
– Пуск!
Остались считанные секунды. Захотелось увидеть лицо пилота, лежащего сейчас в кабине в скафандре и гермошлеме.
– Есть пуск!
Заработала автоматика, сконструированная на заводах концернов АЭГ, «Сименс» и «Рейнметалл-Борзиг».
Теперь Вернер фон Браун не отрывался от перископа. Он видел, как стремительно и вместе с тем плавно отошла от корабля кабель-мачта. Теперь уже ничто не связывало ракету со стартовой площадкой.
– Зажигание!
Бурое облако пыли и дыма забилось под еще стоящей на старте ракетой. Затем внизу вспыхнул ослепительный ком света.
Ракета словно раздумывала, стоит ли ей отправляться в далекое и опасное путешествие.
– Подъем!
Бурое облако прорезал огненный столб. Медленно, еще неохотно, огненный кинжал устремился в небо. В его свете корпус ракеты казался призрачным. Браун пристально смотрел в перископ, словно его усилия могли помочь ракете набрать скорость. Хрустнул в пальцах сломанный карандаш.
– Ракета идет нормально! - докладывали из «мейлервагена». - Полет устойчивый!
Тридцать секунд. Критическое время пройдено!
И именно в этот момент, когда главный конструктор облегченно вздохнул, вздымающийся белый столб стал искривляться. Ракета теряла управление.
– Нет разделения! - тревожно доложили из «мейлервагена».
В небе вспух чудовищный ком. Из него летели огненные ленточки, которые сплетались в узлы бушующего пламени. Даже сюда, под бетонные своды бункера, донесся гул. Задрожала земля. На столике с минеральной водой задребезжали пустые стаканы.
Фон Браун резко оттолкнулся от перископа, некоторое время сидел с неподвижным лицом. Где-то наверху горели сосны и плавились валуны, с тревожными воплями прошли пожарные машины, но Гейнцу ун-Герке уже не было до этого дела.
Фон Браун со злостью ударил кулаком по столу. Брызнули в стороны скрепки и карандаши.
– Успокойся, Вернер! - спокойно сказал вставший за спиной генерального конструктора доктор Рашер. - В конце концов, ничего страшного не произошло. Неудачный пуск - и только. Там ведь не было немецкого пилота. А славянских макак для запусков найти не так уж и трудно.
– Перестаньте, - брезгливо оборвал его фон Браун. - Меня уже тошнит от ваших солдафонских высказываний.
Доктор Рашер пожал плечами, но спорить не стал.
– Брак в системе управления, - авторитетно заявил Рудольф. - Вернер, мы не один час гоняли двигатели на стендах, и все было нормально.
Главный конструктор задумчиво рисовал на чистом листе бумаги чертиков.
– Какая разница, - сказал он. - Надо все начинать сначала. Каждый узел надо проверять трижды, четырежды, столько, сколько потребуется, чтобы мы были уверены в успехе.
– Я же говорил, - вздохнул Рудольф. - Нельзя было пускать первым водолаза, воздух его не принял.
***
Ганс узнал о гибели ун-Герке в этот же день. Скрывать крушение было глупо - новости в островном гарнизоне расходятся быстро. Да и взрыв почти на старте видели многие. Может быть, именно поэтому генерал Дорнбергер сам пришел к ун-Леббелю. В парадном мундире, с орденской колодкой на груди.
Вошел без стука, взмахом руки остановил вскочившего Ганса, сел верхом на стул, прикусив нижнюю губу. Снял фуражку, открывая высокий, с залысинами лоб.
– Такие дела, солдат, - сказал он мрачно. - Запуск был неудачным. Ты слышал?
– Трудно было не услышать, - кивнул Ганс, садясь на постели.
– Он был хорошим солдатом, - генерал не смотрел Гансу в глаза.
– Две бронзовые медали «За храбрость», «Железный крест» говорят за себя. Ты знал о его наградах?
– О наградах мы не говорили. - Волнение генерала передалось и ун-Леббелю, но Ганс старался держать себя в руках. - Он немного рассказывал об операциях, в которых участвовал.
– Скромность украшает хорошего бойца, - сказал Дорнбергер. - Трусишь?