В заключение коснемся пресловутого заговора молчания, о котором говорилось на первой странице. Это так и не так. С одной стороны, в Польше постоянно выходит масса работ на тему Круглого Стола, каждое десятилетие проводятся различные мероприятия, посвященные этому событию. С другой же — остается масса непроясненных вопросов, ответ на которые нельзя дать в том числе и по причине неполноты архивных данных, связанных с работой власти по заметанию следов. Так, в конце 1989 г. по приказу Ярузельского и Кищака были уничтожены почти все стенографические записи заседаний Политбюро ЦК ПОРП. Были сожжены также личные дела участников Круглого Стола[700].
Многое могли бы раскрыть архивы в Москве, однако у них еще не вышел срок секретности.
Польский историк Р. Судзиньский перечислил темы, которые пока ждут изучения:
1. Влияние советского фактора на положение в Польше. Ставила ли Москва четкие рамки для перемен в Польше?
2. Отсутствует полное описание польских событий на фоне революций в других соцстранах.
3. Нет анализа западного фактора — смены американской стратегии от доктрины сдерживания к доктрине отталкивания.
4. Нет документального подтверждения заявлениям Я. Станишкис и В. Буковского о том, что мирные революции были спланированы советскими спецслужбами.
5. Влияние паломничеств Иоанна Павла II на положение в стране и на настроения общества.
6. Необходимы историко-социологические исследования по теме внутренней обусловленности перемен.
7. Изучение помощи Запада и эмигрантов оппозиции в Польше[701].
Над социалистическим строем в Польше изначально тяготел «первородный грех» привнесенности, усугубленный особенностями исторической памяти, важной составляющей которой являлась борьба с Россией. Невзирая на пропаганду польско-советской дружбы и отмежевание КПСС от царского империализма, массовое сознание поляков не разделяло Российскую империю и Советский Союз (тем более что Москва дважды, в 1920 и 1939 г., как считают поляки, совершила агрессию против их страны, вдобавок расстреляв в Катыни польских офицеров). Не случайно в Польше так и не закрепилось советское обращение «товарищ», не выдержав конкуренции с традиционными «пан» и «пани». Гостей из Советского Союза, проникнутых идеей социалистической солидарности, такой антисоветизм шокировал. Один из них, член Союза писателей СССР, писал в 1963 г.: «Когда остаешься наедине со своим [польским] собеседником и у него развязывается язык, то речи идут уже совсем другие. Мне, советскому писателю, вменяется всё то плохое, что сделало польскому народу российское самодержавие. Счет начинается от польского королевича Владислава, изгнанного из Кремля русскими ополченцами в начале XVII века. Я должен ответить за бунтаря Хмельницкого, за все три раздела Польши, за штурм Варшавы Суворовым, за 1831 и 1863 годы, за все последствия культа личности Сталина. Мой собеседник, польский писатель, переходит уже всякие границы элементарного приличия, когда позволяет себе намеки на „Катынский лес“, на якобы сознательное неподдержание нашими войсками варшавского восстания, на „насилия“, совершаемые будто бы нашими солдатами в польской деревне»[702]. Советский вице-консул в Гданьске сообщал в августе 1971 г.: «На протяжении всего периода существования Народной Польши, в разное время по-разному, у значительной части населения Побережья ПНР проявлялись и проявляются отрицательные настроения по отношению к СССР. Эти настроения затихают в обычной, нормальной обстановке и выходят наружу в период обострений, кризисов и т. п. В школах, среди студентов, интеллигенции, крестьянства, в рабочей среде довольно часто и, как правило, в неофициальной обстановке можно услышать резкую, а иногда и злобную критику социализма, высказывания о том, что Польша оказалась привязанной к Советскому Союзу, который якобы насильственно насаждает порядки в „попавших после войны под влияние“ странах Восточной Европы. Отсюда имеют место заявления по поводу отсутствия демократии в Польше, свободы слова, печати, критики и т. д… Были случаи, когда польские дети заявляли советским специалистам: „Уходите из нашей страны“»
