Мой землякъ изъ деревни Лѣсично, съ которымъ я встрѣтился на работахъ подъ Кенигсбергомъ, разсказалъ мнѣ, что въ январѣ мѣсяцѣ 1916 года онъ попалъ въ лагерь Тухель. Всѣхъ плѣнныхъ тамъ было около 10 тысячъ. Никакихъ построекъ тамъ не было, а было большое мѣсто, огороженное колючей проволокой въ три ряда и высотою аршина въ три. Имъ приказали рыть для себя ямы, но лопатъ не дали. Ямы рыли руками, у кого не отобрали котелокъ — котелками. Дали по 2 одѣяла, и они жили въ этихъ ямахъ. Соломы никакой не было. Почти что совсѣмъ не кормили. Люди ложились въ вырытыя ямы по 2–3 человѣка и согрѣвали другъ друга. Если шелъ дождь или снѣгъ, то лежали въ водѣ, а когда утромъ подмораживало, то одѣяло бралось льдомъ. Были часто случаи, когда просыпался кто-нибудь, а землякъ его уже былъ мертвый. Умирало тамъ очень много земляковъ. Утромъ какъ встанешь изъ ямы, то повсюду кричатъ: «Братцы, дайте кусочекъ хлѣба, умираю».
Пономаревъ, Кузьма, городъ Кузнецкъ, Томской губ., Закордонная улица. Попалъ въ плѣнъ 23 февраля 1915 года подъ Праснышемъ — показалъ слѣдующее:
«Погнали къ Кенигсбергу. Четверо сутокъ ѣсть не давали ничего, вещи всѣ ограбили. По пути товарищи бѣжали, тогда кололи невиновныхъ, изъ какой партіи бѣжалъ. Въ Кенигсбергѣ гоняли грузить ледъ на заводъ. Когда мы проходили по городу и во время работъ, собирались жители и дѣти, кидали въ насъ снѣгомъ, камнями, льдомъ, что-то кричали и грозили кулаками. Конвой смѣялся. На ночь насъ загоняли въ конюшню, въ которой было полно навоза, всѣхъ насъ было около 700 человѣкъ. Лежали одинъ на другомъ. Среди насъ были легко раненые, но работать заставляли всѣхъ. На ночь насъ запирали на замокъ, такъ что оправлялись мы тамъ, гдѣ спали. Кормили насъ какимъ-то супикомъ, а вмѣсто хлѣба давали маленькіе пряники. Никакого доктора не было. Отсюда погнали насъ въ Гаммерштейнъ, ѣхали двое сутокъ, люди были какъ тѣни, такъ какъ работать въ Кенигсбергѣ заставляли съ утра до ночи и на работахъ безъ всякой причины страшно избивали. Когда насъ везли, то заперли въ товарные вагоны по 60 ч. и на дорогу дали по >1/>2 фунта тѣхъ же самыхъ пряниковъ. Всю дорогу насъ никуда не выпускали оправиться. Въ дорогѣ, вѣроятно, нѣкоторые умерли, такъ какъ когда мы пріѣхали ночью въ лагерь, то я видѣлъ, что нѣмцы нѣкоторыхъ людей вытаскивали изъ вагона, и у нихъ руки и ноги болтались, какъ у мертвецовъ. Въ Гаммерштейнѣ трое сутокъ мы лежали въ ямахъ въ снѣгу, а затѣмъ насъ перевели въ бараки; здѣсь умирало очень много людей, особенно передъ Пасхой 1916 года. Кормили палкой: каждый нѣмецъ имѣлъ палку, и, когда мы выстраивались на обѣдъ, то каждый обязательно получалъ по удару. Для наказанія въ лагерѣ была особая загородка, гдѣ избивали спеціально и, какъ разсказываютъ въ лагерѣ, засѣкали на смерть. Послѣ семи часовъ вечера изъ барака никто не смѣлъ выходить. Если кто выходилъ изъ барака, то его раздѣвали и ставили съ поднятыми вверхъ руками на 2 часа. Говорили, что на работахъ въ окрестностяхъ Гаммерштейна живется лучше, а потому, чтобы спастись отъ истязаній, я черезъ полтора мѣсяца, какъ пріѣхалъ въ лагерь, выпросился на работу, но ошибся. Часовые тамъ тоже всѣ были съ палками и били безпощадно, но ихъ было на работахъ меньше, чѣмъ въ лагерѣ, а потому меньше попадало. Я попалъ подъ Эльбингъ на кирпичный заводъ, работа была непосильная, на вагонетку нагружали не меньше 650 штукъ кирпича. На поворотномъ кругѣ мнѣ придавило грудь вагонеткой, пошла горломъ кровь, и меня отправили къ вамъ въ лазаретъ».
Гершпихель, Иркутской губ., Балаганскаго у., станція Забитуй, пос. Ново-Блюменталь, нѣмецъ-колонистъ, переселился въ Сибирь. Недавно жилъ подъ Николаевскомъ. Разсказалъ слѣдующее:
«Въ плѣнъ попалъ 11 августа 1916 года. Вмѣстѣ съ другими былъ привезенъ въ лагерь Гаммерштейнъ, никакого лагеря тамъ не застали, былъ отгороженъ колючей проволокой кусокъ поля, на которомъ плѣнные жили какъ кроты въ небольшихъ земляныхъ ямахъ по нѣсколько человѣкъ. Такъ мы прожили тамъ не менѣе трехъ мѣсяцевъ; часто бывало проснешься, а товарищъ, съ которымъ въ ямѣ лежалъ, — мертвый. Умирало много, но сколько — не знаю. Декабрь былъ очень холодный, я упросился на работу. Меня послали въ городъ Эльбинъ, на котельный заводъ О-ва Комекъ. На заводѣ обижали сильно, кормили плохо, били всегда. Раньше я былъ совсѣмъ здоровымъ, а 15 мая 1916 года, у меня появился кашель и я сталъ харкать кровью. Послѣ этого меня отправили къ вамъ въ лазаретъ».
