Положение духовного сословия в церковной публицистике середины XIX века - страница 20
Многочисленные неудачи, чувство несправедливости, нереализованные амбиции и высокая самооценка провоцировали Белюстина к еще большему порицанию высшего духовенства и монашества, которое доходило до чувства крайней неприязни и даже ненависти. Вскоре ненависть, которая сначала легла крепким основанием для критики устройства Церкви как общественного института, явилась одной из причин, по которым Белюстин начал отрицать православие как истинную христианскую религию. Обращая внимание на данное обстоятельство, для того, чтобы получить более полное и правильное представление о личности Белюстина и его публицистической деятельности, важно привести примеры его догматических суждений, а также взгляд на историю Церкви и государства.
В разгар споров вокруг нашумевшей записки Белюстина «Описание сельского духовенства», подробно о которой будет сказано далее, Н. А. Добролюбов защищал ее автора, утверждая, что тот, обличая недостатки церковной жизни, представителей духовного сословия и иерархии, не касается догматики, не может быть назван хулителем православия[165]. Однако Добролюбов был прав только отчасти. В записке «Описание сельского духовенства» действительно нет хулы на Церковь и Православие, но впоследствии назвать хулителем свящ. И. С. Белюстина можно, ведь хула есть в других его статьях[166] и особенно в частных письмах. В настоящее время не удалось определить с точной достоверностью, насколько мировоззрение Белюстина на момент написания «Описания…» можно соотнести с его же мировоззрением спустя десять-пятнадцать лет. Однако, при анализе дневниковых записей и имеющихся биографических данных логично предположить, что дух критики в адрес не только институциональной Церкви, но и самого православия появился в публицисте не вдруг и уже развивался в период написания скандальной записки. Кроме того, по нашему убеждению, не имеет принципиального значения, высказывал ли свящ. И. С. Белюстин хульные и еретические мысли публично или таил их исключительно в личной переписке, – в любом случае они иллюстрируют его догматическое сознание и мироощущение, которое, несомненно, влияет на все, что выходит из-под пера священника-публициста.
Вся жизнь Белюстина – это постепенное разочарование в церковной действительности и Церкви вообще. Считая себя обделенным как Церковью, так и государством, Белюстин критикует самые основы веры, имеет свое суждение на церковную и отечественную историю, а также оправдывает старообрядцев и даже сектантов. Чем более подробно Белюстин изучал историю Церкви, тем более он укреплялся во мнении, что официальная история лжива[167], а древние историки не более чем панегиристы[168]. По его убеждению, современное православие не имеет ничего общего с христианством и, более того, оно стало нравственно растлевающей силой уже с IV в., со времени издания Миланского эдикта[169], превратившись в служанку государства[170]. Порицал он и личность императора Константина Великого, считая его не только не святым, но даже и не православным[171]. Христианство периода после имп. Константина Великого Белюстин называет фарисейством, а Первый Вселенский Собор, ссылаясь на слова Григория Богослова[172], называет собором христопродавцев[173], деяния которого привели к узаконению фанатического догматизма, легшего в основу псевдохристианского типа религии – византийского православия и римского католицизма[174]. Делая вывод о псевдохристианском характере византийской религии, Белюстин вполне логично приходит к еще одному неутешительному выводу – Русь, принимая православие от Византии, становится частью этой псевдохристианской Церкви
