В театре каждый вечер давали новую пьесу. Как-то раз, когда семейство Сиракава заняло свои места в ложе, Эцуко внезапно расплакалась и с дрожью в голосе призналась, что ей невероятно страшно. Пьеса называлась «Привидение из Ёцуя»[21] и была весьма популярна у любителей страшных историй.
– Не бойтесь, маленькая госпожа, мы с вами вместе зажмуримся, когда появится привидение, и будет не так страшно, – спокойно проговорила Сугэ. Несмотря на врожденную застенчивость, она была не робкого десятка. Художественные постановки обычно целиком захватывали ее, и, сидя рядом с Эцуко, она не пропускала ни единого слова актеров.
Томо, искоса поглядывая на Сугэ, про себя отметила, что девушке храбрости и выдержки не занимать.
На сцене тем временем разворачивалось красочное действо: вступление, появление персонажей перед храмом бодхисаттвы Каннон, сцена убийства отца героини; невероятный по эмоциональному накалу эпизод: служанка Иэмона расчесывает волосы Оивы, и волосы начинают выпадать…
Спектакль так захватил Томо, что она на время даже забыла о тех, кто сидел с ней рядом в темном зале.
На сцене была растянута полинявшая желто-зеленая сетка от комаров. Перед ней сидела Оива и нянчила младенца, склонив к нему бледное, изможденное, но все еще прекрасное лицо. Горько сетует она на свою судьбу: здоровье подорвано, муж совсем охладел к ней после рождения ребенка. Женщине не терпится увидеть свою младшую сестру и передать ей гребень, некогда принадлежавший их матери.
Супруг Оивы, Иэмон, отдавший свое сердце молоденькой соседке, мечтает избавиться от надоевшей жены.
Родственники соседки-разлучницы задумали недоброе: предложили больной чудодейственное снадобье, которое якобы вернет ей здоровье после родов. Они обманули бедняжку и дали ей яд, надеясь, что она лишится своей сказочной красоты и неверный супруг без сожаления бросит ее. Доверчивая Оива с благодарностью принимает лекарство и выпивает весь яд до капли…
Томо, затаив дыхание, следила за перипетиями драмы. Невыносимая боль вонзала острые шипы прямо в сердце. Молодая женщина время от времени закрывала глаза, чтобы справиться с мучительными переживаниями.
Бедная наивная Оива! Добрая, любящая, простодушная, она столкнулась с обманом, предательством и черной неблагодарностью.
Томо вновь прикрыла глаза. Как все это ей знакомо, как все похоже на ее собственные мытарства! Реплики актеров, слова, звуки проникали глубоко в душу.
Пьеса рассказывала о трагедии уходящей любви: чувства поднимают мужчину и женщину на вершину страсти, но пыл и взаимное притяжение ослабевают, и бывшие любовники оказываются в ледяном аду.
Параллели и аналогии напрашивались сами собой. Оюмэ, покорившая Иэмона, и Сугэ; надменный неотразимый Иэмон и Юкитомо Сиракава; Оива, чьи отчаяние и боль постепенно переросли в слепую ненависть… Женщина, познавшая предательство самого близкого и дорогого человека, жаждала отмщения.
«Похоже, о, как похоже!» – ужасалась Томо. В каком-то болезненном оцепенении она жадно следила за развитием событий. Оива превратилась в привидение, и обидчикам не избежать расплаты за свои злодеяния.
Эцуко, устав от слез, капризно прикрывала личико ладошками, а потом крепко заснула, положив голову на колени Сугэ. После представления Томо пришлось нести дочку на руках. Покачиваясь в коляске рикши, девочка всю дорогу домой клевала носом, и растормошить ее было невозможно.
Смеркалось, от прохладного летнего ветерка колыхался полог коляски.
Томо не могла насмотреться на спавшую у нее на руках дочку. Правильные черты лица, полураскрытые пухлые губки, крошечный пучок на затылке…
Молодая мать подумала о своем старшем сыне, который жил у ее родителей в деревне. И содрогнулась. Нет, она не должна превращаться в злобную мстительную Оиву!
Страшное наваждение, во много раз более разрушительное, чем одержимость Оивы, ядовитыми шипами впивалось в мозг Томо. Она судорожно прижала к груди теплое тельце дочери и стала баюкать свою малышку в каком-то фанатичном экстазе. О боги и бодхисаттвы, если безумие затмит ее разум, что же будет с детьми?!
Томо взяла себя в руки. Ей удалось сохранить выдержку и ввести Сэки в заблуждение. Никто никогда не узнает, как ей больно!