Бесконечный июльский закат наконец завершился, оставив лишь алую, слабую мерцающую полоску на потемневшем западном краю горизонта. Алпатово постепенно затихало, отходя ко сну. В глубине дачных участков лишь глухо взлаивали откормленные породистые псы. Силуэты деревьев, словно вырезанные из черной бумаги, выстроились вдоль аккуратных высоких заборов, скрывая большую часть ночной жизни. Когда в одном из домов открывалась дверь, листва ближайших кустов металлически отсверкивала в теплом электрическом свете и из дверного проема взлетали к ночному небу звуки музыки и веселые голоса. Когда дверь закрывалась, листву снова покрывала темнота.
С восточной стороны неба над поселком неуклонно всходила луна. Почти идеально, чуть размытым круглым багровым щитом она неспешно выползала из-за вершин деревьев ближнего леса и светлела по мере восхождения, пока не засияла в полную силу голубым льдистым светом. Время от времени ее тонким росчерком прорезали медленно плывущие по ночному небосводу призрачные полотнища облаков – и тогда тени на земле сгущались до непроглядной черноты.
Был канун полнолуния.
После горячего летнего дня земля медленно остывала, и в ночном воздухе плыли ароматы цветов, смешиваясь с душным запахом теплой пыли. Уютно светили уличные фонари, освещая ровный асфальт запутанных улочек и дорожек, разделявших большие дачные участки.
В безветренной тишине послышались шаги.
Он вышел из какой-то темной прогалины этой лунной ночи и, чуть пошатываясь, двинулся вдоль узкой улочки, что-то негромко напевая себе под нос. Дух недавнего застольного веселья еще витал над его головой. Пересекая световые размытые пространства под ближайшими фонарями, одинокая фигура отбрасывала две синхронно пошатывающиеся тени. Это был мужчина в слегка помятом летнем костюме и белой рубахе с расстегнутым воротником. Из кармана пиджака змеей свешивался скрученный пестрый галстук. На вид мужчине было чуть за шестьдесят – невысокого роста, плотного телосложения, он, несмотря на видимое опьянение, вполне уверенно ступал по асфальту слегка кривоватыми ногами, на которых поблескивали старомодные начищенные туфли.
Мужчина даже не мог догадываться, что жить ему осталось всего лишь двенадцать минут.
Он дошел до перекрестка и приостановился, решая – как дальше идти. Он, конечно, мог просто следовать дальше по улице, которая рано или поздно, километра через два привела бы его из академпоселка в райцентр. Но он, выросший в этих местах, сызмальства знал и более короткие пути. Поэтому мужчина решительно помахал у себя перед носом рукой и двинулся влево, свернув на неприметную тропинку, уходящую в кустарники. Дальше он миновал большой незастроенный участок и начал спускаться по тропинке вниз – в довольно глубокую и широкую лощину, беспорядочно заросшую кустарником и кряжистыми раскидистыми деревьями. На дне ее протекал узкий прозрачный ручей, выбегающий из не очень далекого родничка. Вода в ручье рябила, обтекая камни, и отсвечивала все тем же холодным лунным светом.
