Ну и черт с ним, пеньком заполярным! Мало у меня кавалеров, что ли? Да пол-Москвы, если не больше!..
Тут я даже пожалела, что не послушалась родителей и не уехала вместе с ними. Они, кстати, сегодня днем звонили, а потом, ближе к вечеру – снова. Расспрашивали, беспокоились. Понятное дело. Я, как могла, успокоила их. Да и дед, когда взял трубку после меня, тоже поговорил с ними и велел не разводить паники. Он сказал им, что убийца уже пойман и скорее всего завтра мы приедем в Москву.
Врал, конечно, насчет скорого приезда. Никто – ни дед, ни я, ни Кирилл – не верил, что тупой уголовник Головня является тем самым человеком, который обрушил на поселок этот беспросветный ночной страх и кошмар. Иначе зачем деду с Кириллом придумывать свой хитроумный план. Хитроумный, но, на мой взгляд, отчаянно опасный. Но говорить с ними об этом было бессмысленно: кто я такая? Глупая маленькая девчонка, да и только. Поэтому свои мысли я держала при себе.
Вот так и прошел весь день – в приготовлениях, в ожидании вечера, и при этом мы с Кириллом упорно делали вид, что ничего особенного сегодня утром у него в комнате не произошло. Тем более мы старались при деде – совсем не обязательно ему обо всем знать. И только сейчас мы остались наедине. Здесь, на кухне: полчаса назад дед ушел к себе в кабинет – сказал, что приляжет отдохнуть перед очередным ночным бдением.
Как я уже сказала, наступил вечер, близилась очередная ночь. И снова, как во все предыдущие вечера и ночи этой жуткой недели, меня постепенно охватывало смутное беспокойство. Может быть, потому, что день сегодня был донельзя жаркий и душный: с самого утра на поселок стали наползать тяжелые фиолетово-серые тучи, которые к ночи обязательно должны были разразиться грозой. Духота стояла просто чудовищная – ни дуновения ветерка. Термометр показывал тридцать четыре в тени. Даже дышать, не то что передвигаться, было тяжело. Хотелось упасть где-нибудь в холодке, лучше в воду, и не шевелиться. Но дождь все не начинался. Только небо было сплошь затянуто тучами: ни звездочки, ни луны.
И еще мне было страшно. До жути. Но этот свой страх я упорно старалась скрыть и от Кирилла, и от деда. Страх перед тем, что мы задумали, страх перед темнотой, просто страх – ведь я обыкновенная слабая женщина. И должна признаться, что с недавних пор очень боюсь темноты. Потому что где-то там, под ее покровом скрывается убийца, который, возможно, в эту самую минуту выходит на охоту.
На меня.
А тут еще этот горе-охотник ни с того ни с сего на меня полканов спускает. Как будто я виновата, что его по башке огрели.
– Все, готово, – сказала я, злобно глядя на Кириллов затылок. – До свадьбы заживет.
Не очень удачная шуточка вышла, честно говоря: я невольно поморщилась. И, чтобы скрыть смущение, повернулась и отошла к раковине, открыла краны и принялась тщательно отмывать заляпанные йодом руки.
Из-за шума воды я и не услышала, как он подошел ко мне. Только внезапно почувствовала, как вдруг он осторожно обнял меня сзади за плечи: обнял нежно и сильно. Я замерла и прикрыла глаза – сердце у меня ухнуло вниз, провалилось куда-то в пятки (наконец-то я поняла смысл этого замечательного выражения!), а потом заколотилось как бешеное.
Потому что саму себя не обманешь: весь день, с самого утра я подсознательно надеялась, что он наконец решится. Что произойдет нечто подобное.
– Стася, ты на меня сердишься? – услышала я над ухом жаркий шепот.
– Ты с ума сошел?! За что же мне на тебя сердиться? – прошептала я в ответ, открывая глаза.
– Не знаю. За все, что сегодня… сегодня утром между нами произошло. Если ты для себя решила, что это – ничего не значащая случайность, так, недоразумение, и мне обо всем надо забыть, то я…
Он умолк, не договорив. И тогда я сделала самое разумное, что могла сделать в этой ситуации.
Я повернулась к нему.
– О господи, Кирюша! Как же я по тебе соскучилась, – прошептала я, обняла его и крепко прижалась губами к его губам.
Все-таки я молодец!
* * *
Должна честно признаться: нацеловались мы всласть. Причем вели себя, как партизаны возле бункера спящих гитлеровцев: целовались, словно оторвавшиеся восьмиклассники, но изо всех сил старались не издавать подозрительных звуков – дед наверняка не спал, а его кабинет – наискосок по коридору, в двух шагах от кухни.
