И это было для меня вдвойне мучительно.
И я понял: для нее это было ничего не значащим приключением, перепихоном со здоровым провинциальным мужиком, заскочившим на пару дней к ее деду. Будет о чем рассказать московским подружкам: так, случайный любовник одноразового пользования, внезапный порыв, который никогда не получит продолжения. А если попробую напомнить ей о том, что произошло между нами, – она мигом поставит меня на место.
Поэтому после недолгих раздумий я решил не высовываться: всяк сверчок знай свой шесток.
Все рано или поздно заканчивается. Закончился и мой поздний завтрак. Стася собрала со стола и отправилась на кухню мыть посуду. Старик посмотрел вслед внучке, подождал, пока она закроет за собой дверь. Мы наконец остались одни. Он неторопливо закурил и коротко сказал:
– Рассказывай.
И я рассказал. Все, как было, подробно, стараясь не упустить мельчайших деталей: и про свою засаду, и про Михайлишина, и про то, как я лопухнулся. Когда я закончил, а закончил я, естественно, на том, что Стася уложила меня и ушла спать, старик только хмыкнул. Скептически. К чему его хмыканье относилось, я не понял: то ли к моему охотничьему провалу, то ли к тому, что у него появились подозрения по поводу моего вранья насчет скорого ухода Стаси.
– Сегодня ночью я снова пойду. Найду и пристрелю к чертовой матери этого сукина сына, – зло сказал я.
– Не пойдешь.
– Почему это? – Я даже привстал со стула.
– А потому, что убийцу уже поймали, – спокойно сказал Николай Сергеевич.
Вид у меня, видимо, был тот еще, потому что старик довольно ухмыльнулся и добавил:
– Спокойно, спокойно. Садись и пей кофе, а то остынет. Хороший кофе. Сам варил. И слушай.
Теперь уже он начал рассказывать. Оказывается, пока я дрых без задних ног, к ним заехал донельзя счастливый Михайлишин. Он поведал подробности об убийстве Гуртового. Потом рассказал о том, как участвовал сегодня утром в задержании его убийцы – уголовника по прозвищу Головня.
– Это тот рыжий бугаина, которого ты вчера вырубил возле магазина, – уточнила вернувшаяся в столовую Стася.
Я укоризненно посмотрел на нее – зачем при старике? Мы же договорились не болтать о драке на площади. Она пожала плечами:
– У меня от деда секретов нет. Тем более после того, что Антон нам поведал. Теперь-то чего скрывать, раз этого урода арестовали?.. Вот я деду и рассказала. Обо всем.
Интересно, о чем еще она ему рассказала?..
– Я думаю, кстати, потому-то Головня и напал на тебя сегодня в лесу. За вчерашнее мстил, – добавила Стася.
Я покосился на старика. Он невозмутимо молчал.
– А что, этот самый Головня признался в остальных убийствах? – спросил я его.
– Антон говорит, что тот пока что молчит, – сказал Николай Сергеевич.
– Расколется, расколется. Этот душка майор Терехин живо из него добровольное признание выколотит, – злорадно вставила Стася.
Я посмотрел на нее.
– Тебе что, жалко этого бандюгу? – удивилась она.
– А вы-то сами поверили, что он убил остальных? – снова повернулся я к старику, оставив Стасин вопрос без ответа.
– Нет, не поверил. Ни на секунду, – невозмутимо ответил Николай Сергеевич.
У Стаси приоткрылся рот. А я, между прочим, был почти уверен, что он так ответит, – уж больно спокойно, без особой радости он рассказывал про поимку убийцы.
– Но ты же сам говорил, дед, что теперь все кончено, убийца пойман и… – начала было Стася.
– Говорил, – согласился старик. – Но говорил я при Антоне, милая, не забывай. Убийство Гуртового – да, допускаю. И то с массой натяжек. Нападение на Кирилла? Возможно, хотя скорее он собрал бы с десяток человек с ножами или кастетами, а не нападал бы в одиночку после того, как Кирилл так его проучил. Но в любом случае он постарался бы обойтись без убийства. Или попытки убийства. Избили бы тебя, – ткнул старик в меня пальцем, – до полусмерти и бросили бы в лесу… А что касается остальных убийств – нет. Не верю, что это Головня. Увольте. Неубедительно.
– Почему, дед? – спросила Стася.
– Потому что Гуртовой не был охотником. А трое убитых, и даже мальчишка Скоков, – все заядлые охотники. Семенчук, кстати, тоже часто ружьишком баловался. Ваня Пахомов сам мне рассказывал.
