– Нет, ничего нет. У нас на «земле» Мотылевского грохнули, слыхал, наверное. По поводу этого дома он имел запутки с другой группировкой. Вернее, доходы от вновь испеченного предприятия не поделили.
– Во, уже началось. Деятели. Конечно, доходное местечко. Я туда ходил знакомиться.
Все же моя «земля». У них там даже проститутки для гостиницы официально в штате.
Прям отель пятизвездочный. Не удивлюсь, если наркоту можно купить у портье.
Рассадник триппера и бандитизма. Ну, ладно, у меня там люди вызваны; если у тебя все, я пошел. Собственно, я больше ничего и не знаю. Мы тогда покрутились с месяцок плотно, были сигналы, но все не то оказалось. Ну, а чем дальше, тем глуше. Новые «мокрухи», новые разбои. Более перспективные дела. Короче, «глухарь».
– Данные сына есть?
– В деле должны быть. Либо в прокуратуре. Брякни в убойную.
– По осмотру не помнишь? Следы, пальцы?
– Пальцев полным-полно было, все заляпано, ребятки не шибко тихарились. И обувка тьма. Толку-то? На кого примерять?
– Ты мне не подскажешь адрес паспортной службы?
– Ты думаешь, это из-за дома? Сомневаюсь. Какой смысл? Это налет, перешедший в убийство. Кураж в пьяном угаре.
– Да, возможно…
– На, если хочешь, сходи, поговори. Паспортный там же на Рябиновой, через дом.
Белкин кивнул и протянул руку Морозову. Он не стал излагать свои мысли и версии. Он видит этого человека впервые и не дает гарантии, что он тут же не побежит с докладом в бордель, который только что страстно обличал. Никому не верь. А если и не побежит, какой ему интерес до чужой «мокрухи»? Это Вовчика интерес. Вроде как в картах. Игра на интерес. С очень нехилой ставочкой. А показывать свои карты при таких ставочках просто глупо. Вот и не будем. Кругом одни шулера. Никому не верь. Никому…
***
«Королев Игорь Валериевич, 1967 года рождения, уроженец Ленинграда, выписан в 1988 году в связи с осуждением. Место работы – средняя школа номер…»
Белкин повернулся к паспортистке.
– А почему он выписан в 1988 году? Он ведь в 1987 сел?
– Полгода прошло – и выписали. В соответствии с законом.
– Понятно. Вы, случайно, не в курсе расселения двадцать пятого дома по Рябиновой?
Там два года назад произошло убийство семьи.
– Я слышала эту историю. Кажется, их ограбили. А вас что конкретно интересует?
– Дом действительно должен был идти на расселение? И как потом получилось, что он перекочевал в нежилой фонд?
– О, это не к нам. Идите в исполком, в КУГИ. Мы только пропиской-выпиской занимаемся. Но, если честно, мы тогда действительно удивились. Дом еще вполне был пригоден для жилья, жалоб от квартиросъемщиков не поступало. На нашем участке есть дома в гораздо более плачевном состоянии, но их не расселяют. Начальству, впрочем, виднее.
Белкин достал из архива следующую карточку. Переписал данные соседей Королевых.
В одной квартире жила семья из трех человек, во второй одинокий мужик. Мужик был прописан с шестьдесят первого года, то есть наверняка хорошо знал Королевых. Вовчик посмотрел на часы с календариком. До названного Шалимовым срока оставалось восемь дней. Можно еще подсуетиться. А то ведь правда перестреляют друг друга без разбора.
Петрович как-то сказал, что порой истину не видно, потому что она лежит на самом видном месте. К чему это, Вовчик? Как к чему? Вполне возможно, Шалимов и его компания ищут причину слишком глубоко. А мы поищем ее на поверхности.
Белкин захлопнул блокнотик и вновь обратился к паспортистке:
– Позвонить можно?
![В пучине тьмы [фрагмент]](/uploads/books/images/07/071df4ef4a344d42ccd7f57bdac523da5556870e.jpg)
