23 августа 1942 года план штурма Ленинграда обсуждался в гитлеровской ставке. На нем Гитлер высказал предположение о том, что реальной мерой противодействия со стороны советского командования может быть "яростное наступление на Волховском фронте в районе Погостья и узкой горловины у Мги". И потребовал удержания занимаемых здесь позиций при любых обстоятельствах.
"Яростное наступление Волховского фронта", как мы теперь знаем, было предпринято Мерецковым гораздо раньше, чем предполагал Гитлер, - через три дня после упомянутого выше совещания.
Уже 27 августа Манштейн, по собственному признанию, вынужден был повернуть часть сил свой 11-й армии против Волховского фронта, а 4 сентября, когда войска Мерецкова расширили полосу наступления до 15-20 километров, разъяренный Гитлер потребовал от Манштейна без промедления бросить в сражение все, что имеется, и любой ценой предотвратить развал фронта 18-й армии генерала Линдемана...
Наш радиоперехват в те дни засек радиопереговоры, из которых следовало, что Манштейн прямо из своей автомашины по рации подвижного командного пункта приказывал командирам дивизий с ходу развертывать и вводить в бой подчиненные части, не допустить дальнейшего расширения прорыва советских войск.
В район Синявина был направлен огонь сверхтяжелых артиллерийских орудий, перенацелена авиация воздушного флота, которому по ранее принятому плану отводилась особая роль в штурме Ленинграда: в течение шести дней, предшествующих самому штурму, они должны были нанести удары по городским районам и объектам, чтобы "нарушить всю организацию обороны города и парализовать массы рабочих и гражданского населения".
Замыслам этим не суждено было сбыться. Не суждено прежде всего потому, что Волховский фронт проводил эту страшно тяжелую, кровопролитную операцию. После нее - об этом также поведал в своих мемуарах "Утерянные победы" Манштейн - "о наступлении на Ленинград не могло быть и речи". Таков истинный ее итог!
Надо полагать, что Верховный Главнокомандующий положительно оценивал личную деятельность генерала Мерецкова в этой операции по руководству подчиненными войсками. Только этим можно объяснить, что он, как ни хотелось ему побыстрее снять блокаду Ленинграда, выслушал доклад Мерецкова спокойно, не высказав упреков в адрес командования фронтом. Но вот тогда-то он и закончил разговор с командующим Волховским фронтом словами:
- Ваши соображения по прорыву блокады Ленинграда, товарищ Мерецков, Ставка рассмотрит.
Вопрос этот Ставкой Верховного Главнокомандования не снимался со времени тихвинских событий осенью 1941 года. Именно в те далекие уже, наполненные радостью первой его серьезной победы над врагом, декабрьские дни 1941 года, когда был освобожден Тихвин и руководимые генералом Мерецковым войска перешли к преследованию отходящего противника, его и комбрига Стельмаха вызвали в Ставку. "Зачем?" - всю дорогу мучительно раздумывал Мерецков, ибо считал, что время для вызова неподходящее.
В Москве заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант А. М. Василевский прояснил обстановку: речь будет идти об образовании нового фронтового объединения - Волховского фронта. На совещании в Ставке, которое открыл 12 декабря 1941 года Верховный Главнокомандующий, присутствовали начальник Генерального штаба маршал Б. М. Шапошников, командование Ленинградского фронта - генерал М. С. Хозин и А. А. Жданов, командующий 26-й армией (в конце декабря ее переименовали во 2-ю ударную) генерал Г. Г. Соколов и командующий 59-й армией генерал И. В. Галанин.
- Начинайте, Борис Михайлович, - предложил Сталин Шапошникову.
Взяв в руки карандаш и очертив им на карте с обстановкой на северо-западном направлении, лежащей на столе, территорию, которая примыкает к реке Волхов, Шапошников сказал:
- В целях объединения армий, действующих к востоку от реки Волхов, Ставка Верховного Главнокомандования решила образовать Волховский фронт... Командующим фронтом назначается генерал армии Мерецков, членом Военного совета - армейский комиссар 1-го ранга Запорожец, начальником штаба фронта - комбриг Стельмах...
