– во-вторых, поскольку Сорбоннская рукопись наименее совершенна по форме и стилю, можно проследить, как шла работа над произведением;
– в-третьих, в 1751 г. по просьбе одного из библиотекарей Сорбонны два студента произвели сверку этой рукописи с той, что хранилась в Архиве Министерства иностранных дел (No 82), и выявили все расхождения, пробелы (весьма многочисленные), а также добавления.
Несмотря на то, что издание Андре имеет серьёзный научный аппарат (обстоятельное введение, примечания и комментарии, ряд интересных приложений, библиографию) и легло в основу многочисленных переизданий, вышедших в XX веке, всё же, по нашему мнению, его нельзя признать полностью удовлетворительным, равно как и вышеприведённую аргументацию в пользу выбора Сорбоннской рукописи. В этом мы согласны с советскими историками Л. Альбиной и А. Люблинской[778], а также с Ф. Ильдесаймер, редактором издания 1995 г.[779]. Настоящее критическое издание требует учёта и изучения всех рукописных и печатных вариантов сочинения, а также выявления документальных источников, использованных кардиналом при составлении отдельных глав «Завещания», на что указывали многие историки.
Новую попытку такого издания, впрочем, также не совсем успешную, предприняла в 1995 г. историк Франсуаза Ильдесаймер, главный хранитель Национальных архивов Франции (об этом последнем на сегодняшний день французском издании см. ниже).
Среди публикаций необходимо упомянуть и ещё одну книгу, на латинском языке, которая называется «Testamentum christianum, Testamentum politicum» (Лион, 1643). Несмотря на сходство названий, она не имеет никакого отношения к кардиналу Ришельё и к его сочинению, однако выраженные в ней идеи (о французской территориальной экспансии, захвате Испанских Нидерландов и Германии, «естественных границах Галлии» по Рейну и Пиренеям, установить которые можно лишь путём завоеваний) некоторые историки приписывали первому министру короля Людовика ХIII[780]. На самом деле автором книги был иезуит Пьер Лаббе, никак не связанный ни с кардиналом, ни с его окружением.
Эти заблуждения относительно истинных воззрений кардинала на внешнюю политику были особенно распространены среди немецких историков первой половины XX века. Ошибочное мнение своих коллег из Германии разделяли, по-видимому, и советские историки С.В. Бахрушин и С.Д. Сказкин, которые в книге «История дипломатии» (ч. 3, гл. III: «Дипломатия в XVII веке») цитируют сочинение Лаббе, приписывая его Ришельё: «Цель моего пребывания у власти заключалась в том, чтобы возвратить Галлии границы, предназначенные ей природой, вернуть галлам короля-галла, поставить на место Галлии Францию и повсюду, где была древняя Галлия, установить новую»[781]. После знакомства с подлинным «Политическим завещанием» становится ясно, что кардинал был весьма далёк от мыслей о завоевательных походах (вспомним его высказывания по поводу неспособности французов к завоеваниям, его рассуждения насчёт входов и ворот в Италию) и заботился главным образом об укреплении французского государства, находившегося во враждебном окружении владений испанских и австрийских Габсбургов.
Говоря о первых зарубежных изданиях «Политического завещания», Л. Андре называет не найденные им испанское (Мадрид, 1694) и английское (Лондон, 1695), а также довольно бессистемное и отрывочное немецкое издание, включённое в сочинение германского историка Вильгельма Моммзена «Richelieus Politisches Testament» (Берлин, 1926)[782].
Русские издания Андре обходит молчанием, а между тем «Политическое завещание» неоднократно переводилось и издавалось в России.
Рукописи русского перевода
[783]До наших времён дошли три идентичных списка никогда не публиковавшегося перевода «Завещания», которые хранятся в Рукописном отделе РГБ (№ 432), в Рукописном отделе РНБ (Q П, 95) и в Архиве ЛОИИ (ф. 36 – Воронцовых, оп. 1, дд. 796, 797)[784]. Перевод был сделан в 1725 г., вероятно, по заказу князя Д.М. Голицына или даже самого императора Петра I, который, по данным ряда историков (Н.М. Карамзина и др.), во время своего путешествия в Париж побывал у гробницы кардинала в Сорбонне и даже якобы выражал своё восхищение «великим государственным мужем» в беседе с его внучатым племянником.
