– Вылетай завтра же, – сказал шеф. Он явно не знал расписания самолетов. – В этой тягостной и неприятной истории мы должны разобраться как можно быстрее. – Он замолчал. Мартин Бек маленькими глотками тянул свои коктейль и ждал. Наконец шеф продолжил: – И высокие инстанции тоже выразили пожелание, чтобы этим делом занялся именно ты.
Мартин Бек нахмурил брови и встретил вопросительный взгляд Колльберга.
– Он что, был такой важной персоной? – спросил Мартин Бек.
– Да, само собой. С некоторыми аспектами его деятельности связаны крупные интересы.
«А не мог бы ты выразиться яснее, без этих трафаретов, – подумал Мартин Бек. – Какие интересы, какие аспекты, какой деятельности?»
– К сожалению, я не совсем ясно представляю себе картину его деятельности, – сказал он.
– Тебя потом проинформируют. Главное, чтобы ты как можно быстрее был на месте. Я говорил с Мальмом, и он согласен отпустить тебя. Мы должны приложить все силы, чтобы взять этого человека, И будь осторожен при разговорах с прессой. Писанины тут будет много, как ты понимаешь. Ну, когда ты сможешь вылететь?
– Кажется, есть самолет в девять пятьдесят утра, – поколебавшись, ответил Мартин Бек.
– Хорошо, вылетай этим рейсом, – сказал шеф полиции и повесил трубку.
Виктор Пальмгрен умер в семь тридцать вечера, в четверг. Всего за полчаса до официальной констатации его смерти врачи, обследовавшие физическое состояние Пальмгрена, нашли, что у него очень сильный организм и общее состояние не так уж плохо. Единственный изъян – пуля в голове.
В момент смерти возле Пальмгрена была его жена, два нейрохирурга, две медсестры и первый помощник инспектора лундской полиции.
Все сходились на том, что оперировать Пальмгрена слишком рискованно, даже неспециалист понимал это.
Временами раненый приходил в сознание, и однажды даже смог отвечать на вопросы. Дежуривший у его постели помощник инспектора, который к этому времени сам был еле жив от усталости, задал ему два вопроса:
– Рассмотрели ли вы человека, который в вас стрелял? – И: – Узнали ли вы его?
Ответы были такие: утвердительный в первом случае и отрицательный во втором. Пальмгрен видел стрелявшего, но в первый и последний раз в жизни.
От этого дело не прояснялось. Монссон, собрав на лбу тяжелые морщины, размышлял над ним; ему мучительно хотелось спать или хотя бы сменить рубашку. День стоял невыносимо жаркий, а кондиционеров в здании полиции не было.
Единственная зацепка, на которую он надеялся, отпала. Прохлопали. Уж эти мне стокгольмцы, подумал Монссон. Но вслух этого не сказал из-за Скакке, который был чувствительной натурой.
А серьезной ли, кстати, она и была, эта зацепка?
И все-таки. Датская полиция допросила команду катера на подводных крыльях, и одна из стюардесс сказала, что во время вечернего рейса из Мальмё в Копенгаген она обратила внимание на то, что один из пассажиров упрямо стоял на палубе половину пути, который занимает тридцать пять минут. Внешний вид его, то есть прежде всего одежда, совпадал с приметами.
Здесь, кажется, что-то было.
На этих катерах, которые больше напоминают самолет, чем судно, на палубе не стоят. Вряд ли разумно стоять на таком ветру. Потом этот человек все же побрел в салон и сел там в одно из кресел. Он не стал покупать ни шоколада, ни спиртного, ни сигарет, которые на борту продаются беспошлинно, и потому его имя не записано. Когда пассажир что-то покупает, он должен заполнить отпечатанный типографским способом бланк-заказ.
Почему этот человек старался подольше побыть на палубе?
Может быть, ему нужно было что-то выбросить за борт?
В таком случае – что именно?
Оружие.
Если только речь шла о том самом человеке. Если только он хотел избавиться от оружия. И если только он стоял на палубе не потому, что боялся морской болезни и хотел подышать свежим воздухом. «Если, если, если», – пробормотал про себя Монссон и раскусил последнюю зубочистку.
Обследование места преступления шло плохо. Обнаружили сотни отпечатков пальцев, но не было никаких оснований считать, что какие-то из них принадлежат человеку, стрелявшему в Пальмгрена. Самые большие надежды возлагались на окно, но те несколько отпечатков, которые нашли на стекле, были слишком нечетки.
