За мостом начинался подсвеченный снизу яркими белыми лампами многоколонный фасад высокого и огромного дома, что, занимая весь квартал, начинался у моста и заканчивался у перекрестка проспектов Булле и Рыцарей. Сверху, над четырьмя высокими, наверное, по пять метров каждый, этажами, над проспектом нависал нарядный портик, украшенный красивыми лепными барельефами из истории Гирты. К парадным дверям вела широкая каменная лестница. Проходя каждый раз мимо этой нарядной и мрачной одновременно серой гранитной колоннады, детектив все не мог понять, что это за учреждение — никаких табличек или обозначений на нем не было, при этом перед домом постоянно стояли повозки и кареты, а в окнах всегда горел яркий электрический свет.
Сейчас высокие двери одного из парадных входов были открыты. За ними просматривался просторный холл с зеркалами, цветы в вазонах и роскошная широкая лестница. Какой-то деловой господин отпускал извозчика и, оправляя меховой воротник плаща, брал за руку свою красивую, очень важную и торжественно-нарядную спутницу, вел ее по широким ступеням на бельэтаж. Перед ними кланялся швейцар, приглашая войти.
Свернув с проспекта, пройдя быстрым шагом два квартала, Вертура вышел к своему дому на перекрестке улиц генерала Гримма и графа Прицци. В окне второго этажа он приметил свет.
Мариса открыла ему. Она была в своей домашней одежде. Бордовой, свежевыглаженной крахмальной рубашке и длинной черной бархатной юбке. На ее плечах бала черная шерстяная жилетка. В комнате было холодно, недавно затопленная печь еще не успела достаточно нагреться, но на ней уже стоял котелок с кофе, а на столе ожидали готовые к ужину бутерброды, вино и смешанный с зеленью и чесноком майонез.
— Жареная свинина — кивая на угощение, пояснила Мариса — я знаю, тебе не по вкусу наша тушенка, так что я взяла недорого, вроде как свежая. Это к празднику так навезли, что теперь продают по дешевке, пока совсем не сгнила.
— А что за большой дом у моста? — спросил детектив.
— А это дом депутатов — весело бросила ему Мариса — живут они там. Сидят у окошка, скучают среди комнат с высокими потолками и зеркалами, перебирают бриллианты, думают свои черные думы о политике.
— Я уже две недели в Гирте, а ничего не знаю, ничего толком не видел — пожаловался детектив — нигде не был, дальше проспекта Рыцарей и Булле не ориентируюсь.
— Да, надо бы тебе устроить выгул — согласилась Мариса — кто выпил все «Черные дубы»? Была же целая бутылка.
— Лео сказал, что ты хотела написать про сэра Роместальдуса книгу — подсел к столу детектив — и еще, что во время Смуты, он жил в этой комнате, следил за домом сэра Прицци. А с чего все это началось вообще? Кто все это попустил? Как вы к такому скатились?
Мариса внимательно посмотрела на него. Игривое настроение моментально покинуло ее. Она стала внимательной и задумчивой, наверное, она хотела сказать «не сейчас» или просто «нет», но все же, подумав немного, поведя плечами, налила себе вина и взяла в руки фужер.
— Как всегда — ответила она медленно, словно подбирая нужные слова так, чтобы не сказать ничего лишнего и одновременно не упустить никакого важного аспекта — как всегда, все начинается не внезапно, а с определенных проверок, сигналов, поступков и предпосылок…
* * *
Ливень стучал в окна. Заглушал все посторонние звуки своим шелестом. В печи ревел огонь. Ни лучика лунного света не пробивалось через черные тучи, затмившие ночное небо. Темны были стены домов, темны были улицы, но еще темнее были поля и лес за крепостными стенами Гирты. Таинственно перешептывались, в такт порывам ветра проговаривали свои страшные, те, что никогда не дано произнести человеку заклинания, деревья. Сплетая крючковатые ветви в своих цепких смертельных объятиях, роняли первые, рано пожелтевшие листья. Те летели по каменистым склонам холмов, уплывали по ручьям к реке.
Мариса прижалась лицом к щеке Вертуры, лежала рядом, обхватив его локоть обеими руками, словно сама страшась своего рассказа, облекаемого ее безудержной фантазией в живые и страшные картины. Ее глаза горели в темноте бешеным черным огнем а, страх прошлого, что вошел этой ночью в дом вместе с этими словами об ушедших годах, завораживал ее, еще больше распалял ее воображение. Она говорила о том, что, наверное, именно в такую холодную, дождливую и непроглядную ночь навсегда покинул свой дворец старый добрый герцог Конрад, соблазненный уговорами своей жены, наученной колдуном Драбартом Зогге, что так внезапно ворвался в Гирту и добился высокого положения в городе благодаря своей жуткой прозорливости и изощренным хитрости и лжи…
